Переворот [сборник] - [35]

То, что ее отец Брянцев провел пять лет в местах отдаленных, осужденный по статье за хищение государственной собственности в особо крупных размерах, позволило Буртику зажать неприступную красавицу в жесткие тиски. Он пообещал, что если она не станет добровольным информатором, то ей придется проститься с хлебной должностью директора магазина, а ее мужа — полковника Разина, ждут немалые неприятности.

Буртик блефовал, но зажатая в угол женщина дала согласие информировать его обо всем, что происходило в семьях высшего начальствующего состава дивизии, в которые на правах семейной дружбы она входила.

С помощью новой осведомительницы Буртик узнал много интересного. Например, то, что комдив Ребриков влюблен в Лизу — жену капитана Кудрина. Лиза работала машинисткой в штабе дивизии, и Ребриков, задерживаясь вечерами на службе, диктовал ей нечто секретное, для чего они запирались в его кабинете. После диктовок Лизочка выходила от генерала раскрасневшаяся, расслабленная и со смущенной улыбкой садилась за машинку, которую в кабинет генерала никогда с собой не брала.

Эти и другие подобные сообщения входили в отчеты Буртика. А он их составлял для начальства с поразительной регулярностью. Знание того, что происходит за закрытыми дверями офицерских квартир, а в квартирах под одеялами, было одной из любимых тем армейской контрразведки.

Буртик встречался с осведомительницей в городе в рабочие дни на квартире ее подруги. Обычно это происходило в одиннадцать часов дня. Но однажды Буртик явился к месту встречи раньше — ровно в десять. Осторожно (он был во всем осторожен, этот любитель чужих тайн) открыл своим ключом дверь чужой квартиры и замер, ошеломленный.

Через распахнутую дверь из прихожей он увидел Тину Иосифовну. Неприступная красавица совершенно голая стояла на четвереньках на лисьей шубе, небрежно брошенной на пол. Ее обезумевшие, широко раскрытые глаза ничего не видели.

Обычно аккуратная, шикарная прическа рассыпалась, и волосы упали на лоб. А со спины над ней нависла огромная волосатая фигура грузчика Терентия, одного из самых рослых и отчаянных мужиков мебельного магазина.

Терентий держал Тину за плечи и мощными движениями равномерно дергал ее на себя. При каждом таком рывке Тина заходилась сдавленным криком, в котором звучало все — мучение, восторг, желание продлить наслаждение.

Ситуация была пикантной, но она не смутила пару, отдававшуюся легкому флирту. Они не вскочили, как нашкодившие школьники, которых родители застукали целующимися в темной комнате, а продолжали заниматься тем, чем занимались. Такой всепоглощающей, животной страсти Буртику до того наблюдать не приходилось. Он прошел в угол, сел на кресло и дрожащими пальцами закурил.

В тот же день Тина сделалась любовницей Буртика. Но он с мучительной ревностью понимал, что никогда не станет для нее тем, кем был Терентий, лохматый неотесанный грузчик. Связь эта быстро угасла. Но с той поры Буртик старался всех женщин, которых вербовал, пропустить через свою постель.

За пятнадцать лет службы в контрразведке Буртик так и не выявил ни одного шпионского следа, который бы вел в воинские части, им опекаемые. Ближе всего к настоящей удаче, украшающей карьеру ловца шпионов, он оказался в дни, когда служил в Южной группе войск в Венгрии. Однажды к нему пришло тревожное сообщение, что в батальоне аэродромного обслуживания в Веспреме пропал офицер — капитан-инженер Белотелов. Был и пропал. Как корова языком слизнула.

Главных версий Буртик выдвинул две: капитана либо похитили, либо он сам сбежал из гарнизона в надежде уйти за границу.

Контрразведка, войдя в контакт с госбезопасностью Венгрии, забросила мелкоячеистую сеть на западные приграничные районы. И вскоре получила сообщение из Сомбат-хея, городка, где некогда проходил срочную службу бравый солдат Иосиф Швейк. Там в гостинице «Сабария» на ночь женщина мадьярка заказала номер для себя и советского офицера.

Получив разрешение властей, контрразведка нашпиговала номер, ожидавший постояльцев, всем имевшимся в ее арсенале набором подслушивающих и фотографирующих средств.

Вечером русский в летной кожаной куртке, в фуражке с авиационной кокардой и в брюках с голубым кантом вместе с черноволосой красавицей мадьяркой занял номер.

Офицера сфотографировали. Карточку сравнили с такой же, но взятой из личного дела пропавшего капитана Белоте-лова и ахнули. Федот оказался не тот. Срочно начали проводить опознание. Однако сразу выяснить, кто приехал в Сом-батхей, не удалось. Контрразведка, как говорят, встала на уши.

Тем временем наступила ночь. Офицер с красавицей мадьяркой заперли дверь и легли в постель. Слухачи припали к наушникам. Заработали магнитофоны. Звуки, которые записывались, были довольно однообразными. Скрипела старая деревянная кровать. Раздавалось пыхтенье. Иногда оно прерывалось женскими вскриками: «Милая моя, давай, давай!», на которые мужской голос отвечал: «О, кедвеш Илонка! О, кедвеш…» («О, дорогая Илона, о, дорогая!») Явно шел обмен секретной информацией, но какой именно, без экспертов установить не удавалось.

За ночь усилиями контрразведки удалось выяснить, что офицер, обнаруженный в Сомбатхее, это начальник штаба ВВС Южной группы войск полковник Лебедев. Позвонили полковнику в Будапешт, домой. Заспанная жена ответила, что муж в отпуске в Советском Союзе и еще не вернулся. Контрольно-пропускной пункт в Чопе дал справку, что Лебедев проследовал в Венгрию к месту службы два дня назад…