Перевод русского. Дневник фройляйн Мюллер — фрау Иванов - [42]

Я купила все сама. До последней лампочки. Но это ничего, даже приятно, я все-таки женщина.

А потом, в Москве, рабочие смотрят на тебя так, будто у тебя эльфийские уши или третий глаз во лбу: «Нет клей для такой красивый ковер». Есть только смола для асфальта, битум называется. «Хороший ковер, но он с дырками, знаешь?» И пока ты пытаешься взять ситуацию в свои руки и умно ее разрешить, они там, наверху, в офисе, уже разрезали кусок драгоценного антистатического ковролина на удобные части! И потом – эта черная смола, битум, вылезла в щелочки, между удобных частей. И где оказались эти щели? Конечно, в проходах, где по плану не должно стоять ни одного стеллажа и ни одной перегородки!

Вот тут начинало казаться, что не женское это дело и зачем здесь я за все в ответе. Но взгляды рабочих! У меня волосы вроде не зеленые, хотя, конечно, поднявшись наверх и увидев разрезанный ковер, я наверняка позеленела…

Эдик любил вести переговоры, но возиться с бумагами и составлять отчеты не хотел, поэтому для любой работы нанимал сотрудников. Очень скоро у меня было двадцать шесть человек, которые работали за приличную плату. Среди них случились и охранники, и кухарки: на этот раз пришлось обустроить кухню – чтобы наши работники не испытывали необходимости куда-то бежать перекусывать, а посетители (в основном врачи, интересующиеся кардиоприборами) были приняты от всего сердца, а не только лишь банальной чашкой растворимого кофе. Кухня была оборудована великолепно, и повара наняты прекрасные – и, как следствие, очень скоро у нас стала питаться вся кардиологическая Москва.

А потом – все ехали во Фрайбург. Взвизгнув тяжелыми засовами, ворота страны открылись. Девяносто шестой год! Все хотели путешествовать, смотреть мир. К нам приезжали, и мы всех пестовали. Мне иногда казалось, что у меня не медицинская фирма, а туристическое агентство для врачей. Обязательная программа – знакомство с оборудованием, посещение операции, а потом – ресторан и, конечно же, дегустация знаменитого вишневого шнапса. Не говоря о поездках по красивейшим тропам Шварцвальда и культурных походах. Отели для гостей я выбирала с пристрастием – я же фанат качества! Вот только мне всякий раз приходилось доплачивать за опустошенный мини-бар.

Все финансовые операции производились в Германии – тогда в России еще не были налажены банковские системы. Нужно было довольно долгое время вывозить большие деньги наличными, для того чтобы обеспечить финансирование всей нашей деятельности в Москве. Я возила их просто в чемодане, и лежали они там посреди лифчиков и блузок. Скоро я стала для моего партнера по бизнесу олицетворением наличных денег за его таланты. Никогда не забуду, как мы угощали ужином наших клиентов, и Эдик, заказывая напоследок всем мужчинам еще по кружке пива, показал на каждого желающего: «Пиво, пиво, пиво, пиво… – и остановил свой указующий перст на мне: – Счет».

Эдик терпеть не мог отчитываться. «Куда, скажи мне, подевались тридцать четыре тысячи марок?» – «Откуда я знаю? Все по делу!» – раздраженно говорил он и с неохотой демонстрировал какую-то коробку, в которой валялись разные чеки. Приобрел для себя две машины (разумеется, для работы), но, если опаздывал на самолет, совал пилоту сто долларов из денег фирмы, чтоб его взяли – «или ты хотела бы, чтобы я опоздал на встречу?»… Не хотела бы. Протекаю дальше.

Почему-то я очень боялась остаться в своем бизнесе одна, и Эдик это чувствовал. Но именно то, чего мы боимся, или то, что мы ненавидим, нас и настигает.

Комаров был человеком в солидных летах и выглядел так, как будто сверху прибили его чем-то тяжелым: шея была короткой и толстой, и все туловище таким же.

Еще за год до открытия нашего большого офиса мы наладили контакты с сибирским городом, столицей огромной области – а в Сибири области действительно огромные, вполовину Германии. Проект тоже обещал быть гигантским: задумывалось переоснащение всех областных больниц!

Господин Петров (он относительно недавно стал называться господином, а не товарищем), который получал от государства деньги на всю область, приехал со своим замом в Москву, на переговоры с нами. Мы приняли их красиво: в фешенебельном ресторане. Мобильные телефоны с антенной – квадратные, тяжелые, черные, похожие на туго набитые деньгами портмоне их владельцев, забирали на входе, чтобы громкие звонки не нарушали элегантной атмосферы зала, где тихо звучала классическая музыка. В случае звонка официант должен был принять вызов и поднести телефон клиенту на серебряном блюдечке. Официант забегался к господину Петрову, проклиная его сквозь служебную улыбку. А я пыталась предложить гостям отведать баденского вина с виноградников моей родной стороны – превосходного белого, который поставлял в этот ресторан знаменитый фрайбургский винодел. Надо сказать, что карта вин была шикарной, но, поскольку посетители вроде бывшего «товарища» Петрова в ней все рано не разбирались, в ресторане хитроумно завели дополнительную карту вин «Для знатоков», где были указаны самые дорогие вина, имеющиеся в ассортименте, – и конечно, рука человека, ничего не понимающего в винах, но высоко ценящего свое достоинство, сама тянулась к этой карте. Господин Петров заявил, что сначала решит, будет ли он есть мясо или рыбу, затем выберет вино. Он немного посомневался, затем надумал есть рыбу – и заказал к ней красное: бордо, 470 марок бутылка. Дороже в карте знатоков ничего не было.