Перевертыш - [33]

— Видел такое? — спросил капитан. — Рация нового образца, пока секретная, но скоро, я думаю, пойдет в войска вплоть до уровня взвода. Там две кнопочки — «прием» и «передача», частота фиксированная, на мою основную рацию.

Вы сейчас обойдете тот домик, где бы сами обосновались, осмотритесь внимательно, подымитесь на чердак, поглядите там. Если окажется кто хоть чуток подозрительный, задерживаете, вызываете через меня конвой, а сами оставайтесь на месте. Если вдруг там будет не один-два человека, то немедленно вызывайте подмогу, мне тут подвиги со смертельным исходом не нужны. Не фронт.

Я вас тревожить не буду, что бы не сказать чего не надо под руку, да и не демаскировать. Только в самом крайнем случае. Но сами докладывайте по мере продвижения.

Задача ясна?»

— Так точно, — хором ответили бойцы.

— Вперед!

Успенский и Пан вывалились из машины и не спеша, стараясь не привлекать особого внимания прохожих, двинулись за угол дома.

— Вот уж не думал, когда в учебке с винтовкой бегал, что буду в спецоперациях особого отдела участвовать, — нервно сказал Пан, когда они скрылись с глаз капитана Мишина.

— Мы пока при комендатуре, — флегматично отреагировал Успенский. — И капитан наш от коменданта действует. Так что — простая гарнизонная служба. Как думаешь, через этот дворик проскочим?

— Проскочим…

Они, чуть разойдясь в стороны, что бы в случае беды не попасть под одну короткую, прицельную очередь, быстро проскочили маленький, уютный и тихий дворик, в который выходили подъезды сразу трех домов.

— Так, а щель впереди плохая, — констатировал Успенский.

Узкий проход между стенами двух домов, который старший сержант назвал щелью, и в самом деле не внушал оптимизма. Противник с противоположной стороны мог держать эту щель под прицелом и, пока не обойдешь его по флангам, сопротивляться насколько позволит боезапас.

— Хорошо, что город не штурмовали, — покачал головой старший сержант, когда они с Паном по очереди, страхуя друг друга, просочились через щель. — Тут бы и три дивизии положить можно было б…

Пан не отвечал, считая свои возможные комментарии не успевшего повоевать человека, неприличными в присутствии Успенского. Но вот уже возле стен домика Пан высказался:

— Похоже, дом-то, в самом деле, не жилой…

— По окнам судишь? — поинтересовался Успенский.

— Не только, стекла-то грязные и у неопрятных людей могут быть, только вряд ли во всем доме одни грязнули живут, — отозвался Пан. — Но и дверь в подъезд — смотри какая…

Дверь висела на одной петле, хоть это и было незаметно издали.

— Неприятная дверь, ловушечная, — насторожился Успенский. — Такую бесшумно не открыть…

— Не хочется туда входить, — вдруг поежился Пан. — Ничего не чувствуешь?

— Кажется, нет, — удивился старший сержант. — А ты — что?

— Как будто дует оттуда чем-то, — признался Пан. — Ну, не воздухом, как при сквозняке… чем-то другим, неприятным…

Успенский покачал головой. Он уже видел такие предчувствия у совсем разных людей. Вот только бывало это всегда перед боем, в момент напряжения, ожидания смерти. А тут — казалось бы в мирном городе, у простого, заброшенного дома…

Чуть отвернувшись от подъезда, благо, снайпер страхует, старший сержант извлек из внутреннего кармана рацию и нажал кнопку «передача». Но, к удивлению своему, не услышал ни треска, ни шорохов эфира, как оно бывало обычно при связи из броневиков и с переносных пехотных раций. «Здесь Вещий, вызываю Медведя», — привычно выговорил он позывные, не надеясь на ответ, похоже было, что врученная капитаном новинка не работала. Но кнопку «прием» дисциплинированно нажал.

— Что у вас там, Вещий? — необычайно чисто и громко, будто бы стоял капитан рядом, за спиной, послышался из коробочки голос Мишина.

— Вышли к объекту, — от неожиданности Успенский позабыл нажать «передачу» и пришлось повторять: — Вышли к дому, похоже, он нежилой. Идем на чердак. Вокруг все тихо. Прием.

— Вперед, ребята, — подбодрил капитан, — мы начнем после вашего доклада. Очень хочется, что б кто-то на все посмотрел сверху… До связи.

— Вот это техника, — одобрительно покачал головой Успенский, — такие бы рации, да на фронте, цены б им не было.

— Капитан говорил, что скоро, — напомнил Пан.

— Да знаю я это «скоро», — отмахнулся старший сержант. — В танки радио вставляли почти год, потом батальонам придавали ящики трехпудовые, тоже полгода… Ладно, разговоры в сторону. Пошли.

«Эх, гранату бы туда первой», — подумал Пан, распахивая дверь подъезда и пропуская вперед Успенского.

Но — внутри было все тихо. И лестница оказалась припорошенной едва ли не годовалой, слежавшейся пылью. Вот только в пыли этой выделялись старые, но отчетливые следы обуви. Странной обуви, не похожей по отпечаткам ни на армейские сапоги, ни на штатские ботинки местных, на которые Пан успел насмотреться за время своей ночной экскурсии по городу. Подошва этих была исчеркана глубокими рубцами, и носы, квадратные, грубоватые, оканчивались неожиданным едва выделяющимся выступом.

«Давно прошел», — взглянул на Успенского Пан. «А обратно не спускался», — жестами показал Успенский. В самом деле, припорошенная пылью цепочка следов вела только вверх по лестнице.