Перевертыш - [27]

А вот солдат в городе практически видно не было, только уже ближе к комендатуре стали попадаться патрули из трех-пяти человек, похожие на тот, что встретился им ночью возле бара: штурмгеверы с примкнутыми штыками, рация, офицер во главе.

— Наших что-то маловато, — поддержал не высказанную мысль Пана Успенский. — Хотя, что им в городе днем делать? Боевые части далеко на востоке за городом стоят, увольнений практически нет, а комендантские службы только с темнотой активизируются…

Возле огромного, старинной постройки здания, окруженного парком и металлической оградой из тонких, похожих на пики, прутьев, старший сержант притормозил.

— Вот она, комендатура, — пояснил он, — говорят, дом бывшего губернатора под нее реквизировали, а еще раньше здесь дворец какого-то испанского наместника был…

— А зачем дворец-то нам нужен? — поинтересовался Пан.

— Да это он внешне, как дворец выглядит. Внутри всё современное, здесь же аппарат местного губернатора работал, ну, как у нас — облсовет, считай. И связь есть, и кабинеты обустроены, — рассказывал Успенский, выруливая через блок-пост у ограды на узенькую садовую дорожку. — Не строить же с нуля всё, пусть уже имеющееся нам послужит.

У центрального входа в комендатуру дежурил бронетранспортер, а у дверей стояла пара солдат с штурмгеверами, но выправкой хозвзвода. Пану даже слегка стыдно стало за них, ведь в комендатуру не только свои, военные приезжают, но и местные по разным делам должны приходить-уходить, а тут такие обормоты у дверей.

Впрочем, настроение Пана разом изменилось, как только они с Успенским шагнули за порог. И если стоящие снаружи у дверей часовые и ухом не повели на входящих с оружием старшего сержанта и рядового, то внутри здания, в широком пустом вестибюле их встретил пристроенный рядом с лестницей на мешках с песком пулемет. И трое с повязками комендантского патруля, с штурмгеверами наизготовку, во главе с офицером, занимающим позицию чуть позади солдат. Видимо, расхлябанные хозяйственники у дверей снаружи должны были просто притуплять бдительность возможных диверсантов.

— Назовитесь! — строго потребовал патрульный офицер.

— Старший сержант Успенский, рядовой Панов, шестой штурмовой. К своему особисту, — закончил Успенский, не дожидаясь нового вопроса.

— По вызову или по своей инициативе? — скорее формально спросил офицер, кто же по своей воле пойдет к особисту?

— По своей, — буркнул Успенский, — дело есть…

Офицер, только теперь в полумраке вестибюля Пан разглядел его звездочки — старший лейтенант, — удивленно уставился на сержанта. Как-то не вязался в его понятиях боевой штурмовик с особистом, большую часть времени просиживающем в кабинете.

— А если его на месте нет, ну, или занят он, к примеру, чем-то своим, особым? — поинтересовался старлей, зачем-то затягивая время.

— Наш особист для своих всегда время найдет, и на месте окажется, — твердо отрезал Успенский.

В этот момент из неприметной дверцы совсем рядом с патрульными и их гостями, прикрытой от нескромных глаз развесистой пальмой в кадке, выглянула вихрастая рыжеволосая голова.

— Тарищстарлетнант, — протараторил выглянувший из двери боец. — Ждут их, просили пропустить…

Затянувшиеся расспросы начальника патруля тут же стали ясны, как божий день. В комнатке сидел, все слушал и связывался с офицерами, к которым шли посетители специально выделенный боец. А начальник патруля просто изображал неуемное любопытство, выжидая решения. И только после этого, он скомандовал бойцам «Вольно», и стволы штурмгеверов уставились в пол. «А ведь у каждого, небось, патрон в патроннике и предохранитель снят», — подумал задним числом Пан, проходя мимо патрульных. Такая бдительная встреча порадовала его, несмотря на невольно побежавшие по спине мурашки — а ну, как, кто из ребят случайно за спуск заденет?

— Найдете своего особиста-то? — вслед им спросил старший лейтенант.

— Я ему сам кабинет обставлять помогал, — ответил Успенский, — думаю, не успел еще съехать…

И повел Пана по широкой и пологой, серо-мраморной, изрядно затоптанной солдатскими и офицерскими сапогами, лестнице на второй этаж. Там, по широкому, застеленному ковровой дорожкой коридору, облицованному в человеческий рост деревянными панелями, мимо них то и дело проскакивали офицеры и солдаты. Несмотря на довольно поздний час, работа в комендатуре не стихала, да и жили практически все офицеры тут же, подле своих рабочих мест, потому и длился у них рабочий день обычно от подъема до отбоя.

На втором этаже Успенский почти сразу же свернул из коридора в узкий, коротенький аппендикс, оканчивающийся роскошной, резной дубовой дверью. Пан думал, что сержант хотя бы для приличия постучит, прежде чем входить в кабинет к начальнику особого отдела, но тот чуть ли не ногой распахнул двери… как оказалось, приемной, небольшой комнатки перед кабинетом, в которой сидела за барьерчиком у стола заставленного телефонами и пишущей машинкой — барышня. Иного слова Пан не смог подобрать, увидев круглолицую, голубоглазую коротко остриженную блондинку, губки-бантиком, с такими же, как у него самого, пустыми погонами.