Перевёртыш - [39]

В общем мне все это надоело и вынудило самого торопить Калинина с переводом в Москву. Калинин предложил мне два варианта устройства, ни один из которых нельзя было считать блестящим. Один — ВНИИсинтез-белок, моя лаборатория, которой все годы я руководил, как тогда говорили, на общественных началах, т. е. бесплатно. Вторым был Всесоюзный институт биологического приборостроения (ВНИИ БП), созданный в 70-х годах Калининым. Сам он отдавал предпочтение второму варианту, мотивируя это тем, что с приходом Быкова он утратил влияние на ВНИИсинтезбелок, а ВНИИ БП — его "вотчина" и он сможет помочь мне лучше устроиться, не порывая окончательно с Проблемой. Подумав, я с ним согласился и, после очередного отпуска, летом 1987 года расстался с Оболенском. Больше я там никогда не бывал.

Как я неоднократно указывал, помимо ВНИИ ПМ, в системе Организации п/я А-1063 был еще ряд крупных НИИ. С работой некоторых из них я был знаком по документам, попадавшим в отдел Совета (планы, отчеты и пр.) или непосредственно, когда мне приходилось участвовать в их проверке. Были у меня и знакомые среди их сотрудников, с которыми проводились совместные исследования. Конечно, там тоже не все шло гладко, а общая атмосфера во многом напоминала Оболенскую. Но были и принципиальные отличия, в частности, то, что такие институты, как НИИособо чистых препаратов в Ленинграде и ВНИИ прикладной вирусологии в Кольцово возглавляли не военные, а штатские лица, молодые люди с академической подготовкой. В методическом отношении (я имею в виду фундаментальные вопросы) оба института намного превосходили ВНИИ ПМ и обладали обширными связями с "внешним миром". Если же говорить об успехах в решении "специальных" задач, то пальма первенства принадлежала не им, а Оболенску, хотя и в той части, которая касалась технологических разработок, в значительной мере импортированных Ураковым и его "коллегами" из системы МО. Так или иначе, но в теперешних условиях всеобщей конверсии предприятий ВПК ВНИИ ПМ приходится не легко, во всяком случае труднее, чем некоторым другим институтам, которые не пренебрегали исследованиями в области фундаментальных знаний. Я не считаю себя провидцем, но на основе анализа складывавшейся обстановки о возможности подобного исхода предупреждал члена Политбюро КПСС Зайкова (27.10.86 и 8.05.87) и Министра Минмедмикробиопрома Быкова (16.01.87.), не говоря уже о Калинине, представителях Заказчика и ВПК (кстати, бывших моих подчиненных по Организации п/я А-3092).

Беря на себя смелость судить об эффективности работ по Проблеме в целом, я должен сказать, что она не оправдала ни надежд, ни колоссальных материальных вложений. По существу ничего примечательного сделано не было, если не считать отдельных, непринципиальных результатов. И вина за это лежит на бездарном руководстве, на отношении к Проблеме лиц, возглавлявших привлеченные ведомства, которые стремились урвать от неё как можно больше и думали только о собственных амбициях.

Уже к концу моего пребывания в Оболенске было принято решение прекратить работы по туляремии, так что мои труды пропали напрасно. Что касается других направлений, то об их истинной судьбе я ничего не знаю. Правда, потом кое-что было опубликовано и предано гласности, чтобы хоть как-то объяснить широкой научной общественности особый статус институтов Организации п/я А-1063 и работу с особо опасными инфекциями. В изменившейся политической ситуации в стране дальше скрывать все это стало невозможно. Однако подавляющая часть полученных результатов и разработанных методик, которые могли бы теперь оказаться полезными и послужить основой для дальнейших исследований, так и осталась недоступной даже для авторов, а многие работы были уничтожены при подготовке к международным инспекциям.

Опять в Москве

Oleum et operam perdidi (Плавт)

Имеется в виду труд, не достигший цели.

Может возникнуть вопрос, почему все же я отказался от перевода во ВНИИсинтезбелок, в котором мой отдел, к тому времени снова превратившийся в лабораторию, существовал уже 14 лет? Однако однозначно ответить на него не так легко.

Я уже говорил, что пора расцвета лаборатории пришлась на конец 70-х годов, во время "царствования" В. Д. Беляева и моего пребывания в должности начальника отдела Межведомственного совета. То и другое представляло мне большие возможности для работы, включая валютные ассигнования на приобретение современной аппаратуры, необходимой для занятий молекулярной генетикой. В итоге я был оснащен тогда достаточно хорошо, если сравнивать со многими другими микробиологическими лабораториями, и мог проводить исследования на должном уровне. Кроме того, моя лаборатория была нужна Организации п/я А-1063, поскольку лабораторная база в её системе только начала создаваться. Однако с приходом к власти Рычкова и моим переводом во ВНИИ ПМ положение резко изменилось. Денег для приобретения импортных оборудования и реактивов я уже больше не получал.

Были и другие причины. Главная заключалась в том, что с появлением новой лабораторной базы Режим стал настаивать на прекращении специальных работ во ВНИИсинтезбелке и перенесении их во ВНИИ ПМ, где, с их точки зрения, было меньше возможностей для утечки информации.