Перевал - [73]

Батийна улыбнулась.

— Разве я сама должна искать себе мужа, Надежда-эне?

— А как же в теперешнее-то время…

Надежда Сергеевна вышла из комнаты, бормоча что-то себе под нос. У Батийны стало легко, радостно на душе, как у человека, почувствовавшего материнскую ласку. Она блаженно вытянулась на кровати.

Слово о борьбе

Как только Батийна пробует ходить, у нее рябит в глазах и кружится голова. Валентина Копылова не раз водила ее к врачу.

Врач, с рыжей бородкой, с пристальными серыми глазами, долго сквозь стекла пенсне осматривал Батийну. Обходительность врача, его осторожные движения, шуршащий халат, от которого пахло не то лекарством, не то каким-то диковинным благовонием, мягкие, ватные руки, низкий ровный голос — все это смутило Батийну: «Срам какой, совсем незнакомый русский человек смотрит на меня, голую…»

«Повернитесь-ка», — хотел, наверное, сказать доктор и сделал движение рукой, задев острый сосок ее груди. Батийна вся передернулась, словно впервые в жизни мужские руки коснулись ее тела.

Доктор сказал Валентине, словно кого-то упрекая:

— Эта киргизка может скоро заболеть чахоткой. Пусть едет в привычные для нее горы, попьет кумыса, поест мяса. Подышит чистым воздухом…

Еще он хотел сказать: «Если человека с гор будете держать в городе, он исхудает, истощится и в конце концов умрет», но промолчал, опасаясь гнева Валентины Копыловой. Он был знаком с ее прямотой и горячностью.

Валентина явно озлилась на доктора и ушла, не попрощавшись. На улице она ни с того ни с сего сердито проворчала:

— Белоручка, интеллигент!

— Кто это белоручка интеллигент, Валентина? — удивилась Батийна.

— Доктор, который тебя осматривал. Не приди советская власть, он бы нас с тобой к себе и во двор не пустил.

— А доктор, мне кажется, неплохой человек. Чем он так не понравился тебе, Валентина?

— Разве я не сказала тебе? — раздражилась еще больше Копылова. — Он, этот доктор, лечил беляков во время восстания. Теперь ему некуда деваться: пришла я — и он стал осматривать тебя.

— А почему его поставили сюда, если он против советской власти?

— Черт его знает! Будь моя воля, я б его выгнала отсюда…

Целый квартал они прошли молча.

Сзади послышался голос: «Дорогу! Берегись!» Фаэтон с парой запряженных рыжих коней поравнялся с ними. Рядом с незнакомым человеком, по виду начальником, сидел Темир-болотов. Обернувшись, он сказал:

— Товарищ Копылова, приходите в канцелярию! Есть срочное дело.

Убийство Анархон потрясло Батийну. Что это за человек, поднявший нож на свою жену? Кто он? Было известно, что муж Анархон служил в чайной у байбачи, продавал манты и самсу, бегая по улицам с деревянной чашей, завернутой в замасленную тряпку, на голове, и кричал: «Э, жирный манту, горячая самса!»

В тот день, когда провожали Батийну и Анархон в Москву, именно он подбежал к ним с радостным, вспотевшим лицом. Угощая Батийну самсой, от чистого сердца напутствовал: счастливой вам дороги, аяши!

«О несчастный, сбитый с толку! Что заставило тебя пойти на это? Кто заморочил тебе голову?»

Батийна еще не знала, что он поднял нож на свою Анархон в страхе перед законами шариата, перед косными обычаями предков. Он был обманут теми, кто, неузнаваемо перекрасив свое обличье и закутавшись невидимым чапаном старого адата, сбивал с толку и запугивал фанатичными призывами: «Она преступила священный брак, отвергла мужа и отдала свою душу нечестивцам. Убей ее! Иначе ты совершишь вину перед аллахом! Запомни это!»

Недавно еще Батийна, окрыленная мыслью добиться своей цели — отстаивать свободу женщин, могла без опаски ехать одна по безлюдной дороге, а теперь, находясь в городе, даже рядом с Копыловой, шагающей по-солдатски четко, она порой вздрагивала ни с того ни с сего и опасливо настораживалась. «Почему я не боялась побоев медведя Алымбая, а здесь не могу избавиться от безотчетной тревоги?» — сердилась она на себя порой. Но, как человек, напуганный в детстве змеей, вздрагивает каждый раз при встрече с нею, так и у Батийны каждый раз сжималось сердце, стоило ей вспомнить, как сочилась кровь изо рта мертвой Анархон.

Она то и дело спрашивала:

— Скажи, Валентина, удастся ли наказать мерзавцев, что натравили мужа на Анархон? Не упрятались ли куда в щель эти изверги?

— Конечно, попрятались! — сказала Валентина. — Раньше они выступали открыто. Но не думай, Батийна, пощады им не будет. В девятнадцатом, двадцатом годах у нас многие богачи, кулаки, выдав себя за большевиков и действуя от имени советской власти, преследовали коренных жителей… Но их коварство не осталось безнаказанным. Из Ташкента пришла телеграмма от Фрунзе, Куйбышева и Рыскулова с требованием положить конец бесчинствам шовинистов. Революционная законность защищает справедливость. А враги советской власти ведь уже готовили мятеж. Товарищ Темирболотов организовал из батраков отряд. Из центра приехал член ревкома Степанов с декретом, подписанным Лениным. Было приказано разоблачить мятежников и обезвредить их… Так вот, врач, который тебя осматривал, был замешан в мятеже. Он служил богатым и хочет им служить. Однажды был такой случай. Бедный уйгур, бакалейщик, принес к нему больного ребенка. Представь себе — этот злодей выпустил на них свою собаку, вместо того чтобы оказать помощь. Моему отцу стало известно об этом случае. Он написал Селезневу письмо. Я помню его хорошо: «Вы с восхищением смотрели, как ваша собака набрасывается на бедных людей. Я, как и другие честные русские люди, не могу вас считать после этого порядочным человеком и врачом, долг которого — охранять жизнь людей. Подобными шовинистическими выходками вы восстанавливаете против русского народа людей других национальностей, возбуждаете в них ненависть к нашему доброму, трудолюбивому и многострадальному народу». Покойный отец мой ни перед кем не трусил. Он прочел письмо маме. Мама взмолилась: «Не посылай его, ради бога, ты накличешь беду на свою голову!» Но он не послушался ее. И что, ты думаешь, было дальше? Селезнев сообщил уездному начальнику. С тех пор и начали преследовать моего отца. Вышло, как предвидела мать. А теперь этот подлец прячет свой хитрющий взгляд за стеклами пенсне в золотой оправе. Он боится меня, потому что я знаю о его прошлых преступлениях. Будь моя воля, я бы нашла на него управу! Сколько раз я писала в уком! Но у нас не хватает специалистов, поэтому его и держат. Ничего не поделаешь. — Валентина развела руками.