Перевал - [54]

— Чем провинился мой бай, дорогая Батийна? — вмешалась Букен с притворной учтивостью. — Ведь Зуракан не четвероногая скотина, которую пасут. Она делала, что хотела. Вроде бы умом тронулась, несчастная. Бросила нашего Текеша, посчитала его ниже себя. Убежала добывать себе свободу. Нас в тот день не было дома. Мы ездили в соседний аил на той. И с баем там заночевали. А назавтра, когда мы вернулись, видим, наш Текеш сидит один, обняв свои колени…

— Все это нам известно, байбиче! — прервала Батийна, глядя ей прямо в глаза. — Дубана, которого вы ловко извели, тоже не был четвероногой скотиной, а золотоголовым мужчиной! Неведомо до сих пор, куда он запропастился.

Букен, приняв наивный вид, воскликнула:

— Напрасно говоришь, милая! Какое с моей стороны может быть коварство?! Несчастный Дубана спятил: на него напал нечистый дух. Я позвала лучшего гадальщика из Андижана раскрыть и прочитать книгу судеб. Так он сказал мне: «Выслушай меня, белолицая байбиче. Джинны и злые духи увели его за Казыкуртские горы». Ах, мусульмане, неужели я обязана отвечать за человека, раз он свихнулся. Какое у меня, боже, может быть коварство?

Батийна спросила внушительным голосом:

— Выходит, Зуракан тоже увели джинны и злые духи?!

Букен беспомощно развела руками:

— Все делается по воле аллаха.

Она хотела еще добавить «дитя мое», но не смогла. В душе байбиче не переставала проклинать Батийну. «О шлюха бешеная! Будь у меня пули в глазах, я уложила бы тебя одним своим взглядом! О аллах, да буду твоей рабыней, молю тебя, расправься с ней, с албарсты!»

Батийна оборвала ее так, словно видела все своими глазами:

— Нет! То не воля аллаха, — ваше коварство: вы погубили красавицу Гульбюбю, оговорили вы ее! Теперь вы погубили Зуракан!

Букен ошеломленно вскинулась:

— Боже, не говори так!

— Но теперь новая власть горой стоит за таких, как Зуракан! — Батийна повернулась к Серкебаго: — На этот раз вам не удастся закрыть глаза на злые козни своей байбиче! Если не разыщете Зуракан, немедля составим на вас приговор, под ним каждый бедняк подпишется, и сошлем вас в Сибирь!

Отовсюду раздались голоса:

— Правильно! Дело говорит!

— Зуракан работала, как хороший бык! А распустили слушок, будто она заболела дурной болезнью, которой болеют одна из тысячи женщин.

— Сомневаемся мы!

— Сомневаемся!

— Пусть ответят перед судом!

Никогда до этого не бывало, чтобы всеми почитаемый аксакал и богач, подобно Серкебаю, подвергался допросу «бело-ушей» женщины на глазах у множества людей, на глазах у незнатных женщин.

Вчера Манапбай отправился в ссылку, а сегодня закатилась звезда Серкебая. «О создатель, за что ты караешь нас? Счастье покидает наш народ с тех пор, как белоушие женщины стали править. Дождемся ли мы, когда кости этой надменной бабы будут раскиданы на развилке дорог?» — понурив голову, терзался Серкебай.

Гнев и злоба душили Серкебая, но он не сдавался, искал выхода:

— Сделай так, чтоб нам дали срок, дитя мое, Батийна! Разберись, невестка моя, где белое, а где черное! Возможно, байбиче и допустила что-нибудь такое… накричала на кого или шепнула ненужное. Но ничьей жизни не повредила.

Помахивая указательным пальцем, Батийна ответила:

— Мы вас предупреждаем, бай. Хоть вы таких женщин, как Зуракан, издавна унижаете, у них, мол, лягушачьи головы, но она ни в чем не уступала мужчинам: ни в силе, ни по уму и смелости. Зуракан не согнешь, знайте, бай и байбиче, ни хлесткими ударами камчи, ни злыми наветами. У бедняков тоже болит душа и щемит сердце от несправедливости. Зуракан не решилась бы на побег, она умеет беречь свою честь и достоинство, если б не довели ее до этого. Вы говорите, что она ушла сама. А возможно, вы сбросили ее с обрыва, надеясь, что никто не узнает. Что, если найдутся свидетели?

Батийна думала, что сможет заставить бая и байбиче сказать правду о Зуракан, действуй она пожестче. Поэтому была довольна собой, что сказала убежденно, будто видела все своими глазами:

— Я знаю, какое вы преступление совершили. Человеческую кровь вы не сможете скрыть. — И без особых колебаний поверила своим словам: — Если они довели Зуракан до самоубийства, то нет для них лучшего наказания, чем смерть!

Букен залилась слезами.

— Ну и черная напасть на нас! Что за издевки твои, о боже! Мы всегда были из тех безвредных людей, которые даже мухи не обидят. О растяпа, Текебай, откликнись, где ты? Ведь твой дядя Серкебай заботился о твоей неблагодарной жене, как о своей младшей сестре! Ты же, несчастный, не мог уберечь ту, с которой спал в одной постели. О боже, ведь она сама убежала, потеряв рассудок и заболев дурной болезнью! Я могу поклясться на Коране, обойдя семь раз могилу моего свекра, что каждое мое слово чистейшая правда! Поклянись и ты, Текебай, обойдя семь раз могилу своего отца и держа в руках Коран, если считаешь, что я говорю неправду!

Текебай не вымолвил ни слова, сидел все время пришибленный. Тем сильнее расходилась Букен:

— О-о, боже! Не мучай нас, верных своих рабов. Не Текебай, а я поминала каждый четверг его отца и мать, нажарив поминальных лепешек или зарезав скотину. Это ли моя вина, Текебай?! Есть у тебя язык? О чтоб тебя покарал дух предков! Откуда мне знать, что на душе у твоей жены, с которой ты вместе спал? Разве ты не знаешь, она точно взбесилась, не признавала тебя за мужа и зарилась на других мужчин. Каждую ночь под пятницу она металась, как сумасшедшая, брызгая слюной! Небось и вам приходилось видеть, дорогие аилчане, как эта женщина, потеряв всякий стыд, вместе с парнями скакала на бычке? Скажите свое справедливое слово…