Перевал Подумай - [7]

Александр Ильич немало повидал их за последние годы, и этот город ничем бы не разнился от других, если бы не главная улица.

На главной улице дома иные: просторно расположились поодаль друг от друга, и каждый отмечен непохожестью. Особенно тот, самый высокий, с башенкой на крыше, просторными этажами и гулким порталом главного входа. В нем стройность и гордое желание увидеть с высоты и синие волны далеких сопок, и зеленоватую гладь моря. А если нужно, то и поспорить с осенним сокрушительным штормом. Глядя на этот дом, Александр Ильич видел, каким мог быть, но из-за строительной спешки не стал этот город. Главная улица утверждала его в собственной правоте.

Сегодня он не пошел на главную улицу. Он делал это не всегда и не во всяком настроении.

Сумерки кончились, в город тихо входил вечер. Одно за другим вспыхивали окна — словно открывались двери в чужую жизнь. Вечерние огни разогнали сумеречные тени. Город наполнился ночным пронзительным бризом и в мерцании разлива огней весь стал удивительно прекрасным.

Александру Ильичу вовсе расхотелось идти домой. Но он знал, у города свой закон: все его улицы ведут к дому. И он тоже должен подчиниться этому.

Он остановился на перекрестке. В широкую реку улицы вливалась другая, поуже, а еще дальше и эта улица дробилась на ручьи переулков, они десятками рукавов обтекали сопку, исчезали где-то в порту.

Там, где один ручеек поднялся выше других, живет Наташа.

* * *

Они дружили с юности: Наташа, он и Лена. Наташа училась с Леной в одном классе. И все, что бы ни придумала Ленина буйная голова, повторяла и подруга. В девятом классе Лена поспорила с мальчишками, что под Новый год пробежит по снегу босиком вокруг квартала. И пробежала, даже не простудившись. Все восхищались ею, а больше других — Наташа, с распухшим от насморка носом: ведь бежали-то девочки вместе. Но о Наташе как-то все сразу забыли.

Словно бы само собой получилось и то, что, когда Александр с Леной поженились и поехали работать на Колыму, вместе с ними оказалась и Наташа. Она вышла замуж за тихого бухгалтера. Сама тоже стала бухгалтером. Эта профессия очень ей подходила, но оторвала от старых друзей. На время они потеряли друг друга из виду.

А потом… Гибель Лениной геологической партии в горящей от летней суши тайге. Напрасные мучительные поиски.

Он сам выехал на место пожара и впервые увидел колымскую тайгу. Необъятный, равнодушный к любым человеческим страстям простор. Даже гарь, безразлично проглотившая горсточку людей, и то тянулась дальше, чем мог охватить глаз. Торчали заостренные, как пики, лиственничные пни, в олений рог скрутился обгорелый стланик, тонким седым пеплом рассыпался под ногами мох. Ни следа, ни намека на трагедию. Отживший покой.

Ремезов долго горевал о Лене. Тогда-то у него появилась мысль, что именно он должен дать бой безжалостной тайге. Его сокрушительным ударом станет город, который он построит в этом краю. Небывалый, неслыханный по красоте. Металл и бетон, стекло и мрамор засверкают среди бурой таежной глухомани. Слава города позовет людей со всех концов страны — и рухнет равнодушное безмолвие, оживет тайга.

Омут работы. Год, другой… Обсуждение представленного проекта. Слова, ударившие наотмашь: «Признать проект полностью не отвечающим поставленной цели…» Такого безоговорочного поражения он не ожидал. Александр Ильич заранее готовился к тому, что непривычность многих архитектурных решений вызовет недоумение, а может быть, и протест. Он готов был доказывать, спорить… А оказалось, что спорить — не с кем. Проект просто не приняли всерьез.

Зимним вечером, вскоре после обсуждения проекта, он брел по одной из улиц. Деревянные дома, деревянные обледенелые тротуары. Временное подобие города. Проживет такой поселок положенный короткий срок, и о нем забудут. Смешно и нелепо мечтать об ином, вечном городе на вечной мерзлоте. Или срок ему еще придет, а он просто поторопился, в неоправданной спешке обогнал время, забыв о насущных задачах сегодняшнего дня?

Студеные январские сумерки все ниже стлались по земле, путали тропы и очертания домов. Еще не было поздно, а на улице — ни души. Шум доносился только из дверей длинного придорожного барака с надписью известкой поперек стены: «Северный». Спиртной, вечерний, недобрый шум. Не зайти ли? Нет, идти туда не хотелось.

Сумерки сгущались, в город спешила ночь. Шахматным, черно-желтым полем легли на дорогу отражения окон. Он шагал, пытаясь ступать только на желтое, сбивался и безразлично думал, что идти ему некуда и незачем. Все кончено. Нет Лены. Проект рухнул. Никаких надежд на будущее.

Кто-то несмело потянул его за рукав.

— Сашка, ты? Это ты?

Александр Ильич очнулся. Перед ним, вся круглая, в большом пуховом платке и мохнатой шубе, стояла женщина и не отпускала, трясла за рукав.

— Са-а-ашка! — повторила она протяжно, уже окончательно его узнав. — Вот так встреча!

Не отпущу, и не надейся, пока не зайдешь ко мне. Я ведь тут рядом живу.

А он только молча кивнул и так и не проронил ни слова за весь вечер у Наташи. Она без умолку рассказывала о себе, объясняла, почему разошлась с мужем (…всю зарплату пропивал, и вообще от него только грязь в доме), говорила что-то об общих знакомых…