Перевал - [12]

Андрей ловко умел ловить раков руками. «В воде ты рака не хватай. Он сам схватит, сам держаться будет. Думает, он в воде хозяин, — поучал он ребят. — Вытащишь на воздух — хватай. Разожмет клешни — удерет». Ребята стали соревноваться, кто больше поймает раков. Даже приз установили — победитель съедает сырую икру. Она вкусная была, икра, кислая.

Вот только Ольга так и не научилась ловить раков. Боялась. Нет, она не раков боялась. На берегу она их смело брала в руки, даже палец подсовывала раку и терпела, когда могучие клешни сжимали его до синевы. Боялась она под водой засунуть руку в нору. Однажды сунула — что-то скользкое из-под руки юркнуло. С тех пор все ей казалось, что в норе притаилась змея или водяная крыса.

Потом Андрей Севидов стал возить ребят за собой на Кавказ, в горы. Любовь к горам незаметно передал и триумвирату.

Ребята были неразлучны до выпускных экзаменов в школе. Потом Степан с Борисом уехали в Краснодар, в кавалерийскую школу. Ольга осталась в Ростове, поступила в медицинское училище…

— Не спеши так, Оля, успеем.

Ольга, не замедляя шаг, молча оглянулась, бросила укоризненный взгляд на Бориса.

— Ну чего, чего психуешь? Пока загрузят санпоезд, не меньше двух часов пройдет, — напуская нарочитую грубость, старался успокоить Борис племянницу, — а нам до дома — пять минут.

Они шли по Таганрогскому проспекту вниз к Дону. К июльскому пеклу примешивался запах гари. Было непонятно — то ли солнце раскалило асфальт тротуаров, скрутило мелкими трубочками листья акаций, то ли пожары. Тротуары под развесистыми шелковицами были фиолетовыми от раздавленных ягод. Совсем недавно успокоилось гудящее небо. Немецкие самолеты, отбомбившись, ушли на запад. Со стороны Азова доносился запоздалый лай зениток.

Ростову не везло в эту войну. В сорок первом по городским тротуарам уже топали фашистские сапоги. Еще и теперь кое-где на заборах и стенах домов были видны намалеванные немецкие слова, листки с текстом приказа военного коменданта.

Рушили Ростов в сорок первом, рушат сейчас. Развалины сорок первого — притихшие, зловеще мрачные. Развалины сорок второго шипят огнем, клубятся едким дымом. И словно взывают к людям, вот к военфельдшеру Ольге Рокотовой, к старшему лейтенанту Борису Севидову: как же это вы допустили, что на ваших глазах превращается в развалины родной город?

Эти два торопливых человека еще и сами не знали, оставят ли они родной город. Ольга должна была с санитарным поездом отвезти раненых в сухумский госпиталь, а затем ей снова предстояло вернуться в Ростов, потому что ожидались большие бои, а это значит — снова будет много раненых. И где-то здесь же со своим взводом конной разведки должен был воевать ее муж — старший лейтенант Степан Рокотов.

Ольга сейчас мечтала: застать бы сына Ванюшку с матерью. Она отвезет их в Сухуми. Там — тыл. Там солнце, и море, и много фруктов. Ванюшке нужны фрукты, он растет. В Сухуми им будет лучше, чем в далеком, незнакомом Чистополе на Каме. Там, в сухумском госпитале, работает хирургом Сеид Залиханов — их давний друг. Правда, Ольга не знакома с Сеидом, но Борис и Степан много рассказывали о нем. Ольга могла бы оставить Ванюшку в семье Сеида.

Вот и переулок Володарского. Их родной переулок, с детства знакомый до каждой выщерблинки на тротуаре. И без того узкий, он делался еще у́же весной, когда распускались почки акаций и вершины деревьев, обрастая густой листвой, переплетались, образуя зеленый тоннель. А в июне тоннель становился белым, потому что в июне в Ростове зацветает белая акация, и Ростов надолго пропитывается ее запахом.

Сейчас июль. Акации отцвели, листья-гребенки съежились от солнца, огня и едкого сизого дыма, который медленно плывет по бурому тоннелю. Асфальт исполосован осколками бомб.

Дом 26. Длинная арка, ведущая во двор. У основания арки два узких окошка, закрытые ржавой решеткой. Это подвал. Огромный подвал подо всем домом. Подвал перегорожен узкими дощатыми клетушками. На каждую семью — хозяйственная клетушка, потому что сараев во дворе не было. И Борис, и Ольга, и Степан очень хорошо знали этот подвал. Да и вся детвора шумного ростовского двора знала, в какой клетушке айвовое варенье, в какой — бочки с мочеными яблоками или арбузами. Но хозяином положения был дворник дядя Игнат. Только в его квартире на первом этаже имелся люк, через который можно было проникнуть в подвал, минуя общий вход. Через общий вход ребятам попасть в подвал было невозможно. Родители ключи им не доверяли. А дядя Игнат, когда бывал под хмельком, зазывал к себе ребят и открывал люк.

— Лезьте, хлопцы, рубайте, — заговорщицки подмигивал он. — Только щоб пузы не полопались.

Ребята любили свой двор. В центре просторного, покрытого асфальтом квадрата — маленький зеленый островок — овальная клумба, гордость всех жильцов. Обычно весной ее делили на крохотные участки, и каждая семья высаживала на своем участке что хотела — на свой вкус. Интересная это была клумба — «коммунальная», как называл ее Андрей Антонович Севидов. Ранней весной клумба была засажена одинаковой зеленой рассадой. Но потом ясно обозначались участки: рядом с анютиными глазками зеленый горошек, или вдруг вымахивали высоченные подсолнухи. Смешная получалась клумба.