Переулки старой Москвы. История. Памятники архитектуры. Маршруты - [12]

Степан Степанович Апраксин славился в Москве своим гостеприимством. «Богат-пребогат, фамилия не только знатная, но и заслуженная, дом как полная чаша; своя музыка, свой театр, свои актеры, любит жить на большую ногу, приветлив и радушен – гуляй, Москва!» – писал современник. О таких говорил Фамусов в «Горе от ума»: «Он не то на серебре, на золоте едали; сто человек к услугам». Апраксины были соседями Яньковых, и Елизавета Петровна Янькова, чьи рассказы записал внук, рассказывала: «…не знаю, был ли дом, подобный их дому, до их переселения в Москву, но что после них не было подобного, это я могу сказать по всей справедливости. Степан Степанович. жил в Москве как совершенный вельможа; без лести он был у нас в Москве последним истинным вельможей по своему образу жизни. Состояние Апраксиных позволяло им жить по-барски, потому что имели они 13 или 14 тысяч душ крестьян. Самое любимое их место жительства было село Ольгово, которое они привели в цветущее положение; а дом их в Москве, на углу Знаменки, рядом с церковью через переулок, был в свое время совершенным дворцом и по обширности одним из самых больших домов в Москве. В этом доме бывали такие празднества, каких Москва уже не увидит. В 1818 г., когда двор был в Москве, Апраксины давали бал, и вся царская фамилия и какие-то принцы иностранные были на этом празднике, а званых гостей было, я думаю, 800, ежели не 1000 человек». Е.П. Янькова подробно рассказывала о семье Апраксиных и образе жизни богатых дворян: «Скажу без хвастовства и лести, что то, что нам пришлось видеть на нашем веку, мне и дочерям моим, того ни дети их, ни внуки, конечно, уже не увидят. Тогда было совсем другое время, и жизнь проводили иначе, чем теперь: кто имел средства, не скупился и не сидел на своем сундуке, а жил открыто, тешил других и сам чрез то тешился; а теперь только и думают о себе, самим бы лишь было хорошо да достаточно. Впрочем, надобно и то сказать, что теперь у всех средства далеко не такие, как тогда, и все несравненно дороже стало, и люди требовательнее, потому что больше во всем роскоши».

В 1812 г. в этом доме квартировал наполеоновский главный интендант граф Дарю, и тут останавливался его двоюродный брат Анри Бейль (известный позднее под псевдонимом Стендаль), отправившийся в Россию вместе с наполеоновской армией в предвкушении быстрых побед. Но вскоре он писал домой: «Я не слишком жажду оставаться здесь. Как человек меняется! Моя привычная жажда видеть новые неизвестные места оставила меня. В этом океане варварства не было ни звука, который находил бы отражение в моей душе», а из Смоленска при отступлении он рассказывает: «Однажды вечером я нашел несколько картофелин и съел их без соли с заплесневелым солдатским хлебом. Теперь вам понятно наше отчаянное состояние. Граф Дюма приказал мне отправиться с обозом из 1500 раненых. Каждый день мы непременно проводили два или три часа в грязной канаве в полнейшей беспомощности. Вот когда я проклинал свою глупую мысль поехать в Россию…»

В.А. Тропинин. Портрет Александра Сергеевича Пушкина. 1827 г.

После пожара 1812 г. апраксинский дворец быстро отстроили, но в ночь с 14 на 15 июля 1814 г. он опять горел – на этот раз от забытой свечи, но, несмотря на большие убытки, был отстроен заново, и в нем возобновилась прежняя роскошная жизнь – балы, приемы, ужины. Дочь владельца княгиня С.С. Щербатова рассказывала «об экспромтном бале, данном ея отцом Степ. Степанов. Апраксиным, Государю Александру I в один из приездов его в Москву. Император Александр I, при представлении ему С.С. Апраксина, выразил желание быть у него на вечере. Польщенный вниманием Государя, С.С. Апраксин пригласил на этот вечер, кроме свиты Государя, все московское дворянское общество в свой знаменитый дом на углу Арбатской площади и Пречистенскаго бульвара. Слабое развитие колониальной торговли в Москве в то время, бездорожье окрестностей и вообще невозможность добыть что-нибудь особо выдающееся в тогдашних магазинах поневоле вынудило графа обходиться собственными средствами и запасами. Немедленно были посланы нарочные в подмосковныя имения графа, откуда были доставлены померанцевыя, лимонныя, лавровыя и другия деревья, наполнявшия оранжереи, и ими украшены московския палаты графа. Всю провизию и фрукты тоже доставила вотчина С.С., и роскошный бал, осчастливленный присутствием Государя, состоялся при тысячной публике русскаго дворянства. Оркестр, прислуга – были свои, и провизия к ужину не покупная. Великолепный бал стоил графу всего пять тысяч ассигнациями. Конечно, там не было ничего сверхъестественного: ни мартовской земляники, ни январских вишен, ничего ненатуральнаго и противнаго природе и климату, а было то, что соответствовало времени и стране». Но не только ужинами угощал Апраксин – в его доме проходили и литературные вечера, чтения и концерты, известен был и манеж его, где обучались верховой езде и покупали лошадей. Он был большим любителем театра, и на небольшой сцене выступали не только его крепостные актеры, но и многие вельможные любители. И москвичи еще долгое время помнили постановки, в которых гремели настоящие охотничьи рога, за кулисами слышался лай гончих собак, а по сцене бегали живые олени. Четыре года (в 1814–1818 гг.) играла труппа московского императорского театра, и 4 ноября 1817 г. состоялся дебют знаменитого артиста Павла Мочалова в пьесе «Эдип в Афинах», в которой играли его отец и сестра. По воспоминаниям одного из зрителей, «Мочалов играл великолепно, рукоплескания не прерывались, триумф был полный…». В апраксинском театре долгое время выступала французская труппа и итальянская опера. А.С. Пушкин, вырвавшись из михайловской ссылки, был захвачен вихрем московских развлечений и конечно же театром. Узнав в Одессе, что в Петербург приезжает итальянские актеры во главе с самим Россини, он тут же написал Дельвигу: «Правда ли, что едет к вам Россини и итальянская опера? – Боже мой, это представление рая небесного. Умру с тоски и зависти». Известно, что он в феврале 1827 г. дважды побывал на спектаклях итальянской оперы, и конечно же он выбрал оперы Россини: