Переселение. Том 2 - [18]

— Вот чего дождалась после десяти лет замужества, — говорила она, всхлипывая. — Была красивая, богатая, молодая, когда выходила за Трифуна, столько молодых офицеров сваталось и вот на тебе, выбрали в мужья человека на восемнадцать лет старше…

На какую-то минуту Павлу показалось, что он слышит г-жу Божич.

— Отдала свою молодость человеку, который выставил меня на посмешище, — продолжала Кумрия, — сошелся с этой женщиной из Махалы. Шестерых детей родила ему, доброй, верной женой была и чего дождалась? Старый жеребец решил, что ему нужна любовница! И привел ее в дом.

Павел принялся утешать невестку. Сев возле нее, он нежно обнял ее и сказал, что не знает, какова эта махалчанка, и что, хотя Трифун ему брат, он на стороне Кумрии. И пока жив, та женщина никогда не вытеснит ее из их семьи.

Не было и не может быть такого у Исаковичей!

— Но ты должна вернуться в Темишвар, и как можно скорее. Собственно, почему ты решила бросить Трифуна?

Кумрия удивленно посмотрела на Павла.

— Что тут рассказывать? Узнала я неожиданно и случайно и прямо в ужас пришла, когда поняла, что Трифун взял эту женщину в дом. Прежде-то была как слепая. Никогда такого от Трифуна не ожидала. Не все ли равно, что это за женщина? Молодая, красивая. Из тех, что мужей отбивают. Намного моложе меня. В этом все дело.

Исакович, словно поп с амвона, стал проповедовать, что она-де совершила ошибку, бросив мужа с любовницей. Как бы ни было тяжело, но если бы она осталась, Трифуну скоро надоели бы скандалы, да и та женщина не выдержала бы и удрала.

Они же, Исаковичи, никогда не согласились бы с разводом.

Однако Павел ошибался.

Красивая, стройная женщина, сидевшая рядом с ним, лишь качала головой и, глядя в потолок, твердила, что никогда не вернется в Темишвар. Всмотревшись в ее лицо, он увидел на нем следы бессонных ночей и слез.

Роняя шлепанец, Кумрия перекинула ногу на ногу. И когда снова поглядела на Павла, он понял, что тратит слова попусту. Трифун и не подозревал, как глубоко обидел он свою бывшую голубку.

— Мне, — сказала она, — противно даже думать об этом старом жеребце.

А как же дети, напомнил ей Павел, ведь они останутся без отца.

У Павла нет детей, сказала Кумрия, и ему никогда не понять, что ей стыдно было бы перед детьми, если бы она вернулась к такому человеку. Жену, которая родила шестерых детей, так просто не бросают, и в дом, где она живет, любовниц не приводят. Человек, так поступивший, недостоин и того, чтобы даже вспоминали его имя. Теперь уже брак ничем не залатаешь и не склеишь. Никогда она не смогла бы снова лечь в постель к такому человеку.

Не спьяну и ненароком Трифун повалил эту вдовушку где-нибудь возле стога сена, нет, он привел ее на позор детей в дом, где жила его жена. Ей пока у отца хорошо, а детей она не отдаст, не хочет, чтобы у них мачехой была потаскушка. Пусть себе уезжает в Россию, пусть идет на все четыре стороны, она к нему не вернется. Даже в могиле не желает лежать рядом с этим человеком.

Павел, погладив ее по руке, сказал:

— Я приехал не уговаривать тебя возвратиться в Темишвар, а по военным делам. Но ведь ты еще молодая, красивая, тебе только тридцать два года! Неужто ты хочешь похоронить себя заживо, сидя подле отца? Навеки разлучить детей с отцом? Ехать надо до октября, пока снег не засыплет дороги в горах, опоясывающих Венгрию. Неужели ты допустишь, чтобы Трифун уехал в Россию строить новую жизнь с потаскушкой, а не с законной женой? В своем ли ты уме? Или хочешь остаться здесь и слушать, как дети, плача, зовут отца? Ведь в России ты быстро прослывешь первой красавицей среди офицерских жен.

Однако Кумрия по-прежнему качала головой. Видно было, что ей приятно слушать утешения, но все же смотрела она на Павла с удивлением и печалью.

— Как же, однако, — сказала она, — бездетный вдовец не понимает женского сердца! Неужто ты, Павел, не знаешь, что́ значит для девушки, особенно выросшей без матери, замужество? Проходят годы, а девушка ждет, мечтает о любви и любимом. Неопытная девушка. И вот появляется мужчина, он нашептывает обещания, клянется в вечной любви, уверяет, что не знал до сих пор, что такое настоящая любовь. Она — его первая любовь. Потом осыпает ее поцелуями, сжимает в объятиях и воркует, воркует. Мол, будет плясать, как медведь, если она родит ему сына. Отдаст за нее всю кровь до последней капли. Все сокровища мира готов сложить у ее ног. А потом? Потом однажды жена пробуждается от грез и видит, что этот самый мужчина оставляет ее с такой легкостью, словно решил пересесть с одной кобылы на другую.

Нет, никогда она не вернется в дом Трифуна.

— А теперь поздно, — сказала она, — ты, верно, устал. Время уж за полночь. И завтра можно продолжить разговор. Ясно, что ты приехал уговаривать меня вернуться к мужу.

Павел вновь принялся уверять Кумрию, что вовсе не собирается ее уговаривать. Он думает только, что если бы она вернулась, она бы простила Трифуна.

Кумрия вскочила и сказала, что при одной мысли о возвращении ей представляется, как эта потаскуха убегает от него голая. К Трифуну она не вернется, разве лишь, прости господи, поглядеть на него мертвого. Только мертвого она могла бы его поцеловать. Это уже не тот человек — хоть он по-прежнему приходится ему братом, — за которого она вышла замуж. Для нее он теперь просто старый жеребец. Она выходила замуж совсем за другого.