Пересечение - [14]

По белой поверхности экрана, переливаясь различными цветами, меняясь в размерах и объеме и словно играясь, плыла короткая фраза, а точнее три коротких слова. Только вот, к сожалению, слова эти были написаны на неизвестном ему языке. Ни одна из букв не могла быть отнесена ни к латыни, ни к кириллице, ни даже к арабскому письму. Больше всего буквы походили то ли на руны, то ли на иероглифы.

А затем эти слова превратились в уже знакомую, стилизованную под галактику фигуру, что только что появлялась на экране его монитора. Фигура мерцала на экране мельчайшими разноцветными точечками. Затем фигура снова превратилась в уже виденную надпись. Словно по наитию, он взял ручку, листок бумаги и тщательно срисовал надпись с экрана. Сравнив свой рисунок с периодически появляющейся на экране надписью, он дорисовал парочку пропущенных завитков. Тотчас же по какой-то внутренней команде программа отключилась, а на экране появилась все та же бухгалтерская программа, с данными из накладных, счетов-фактур, разных чеков, рукописных отчетов и прочих, и прочих.

Убрав в карман листок с нарисованными загадочными знаками, Владимир посмотрел по сторонам. Все сотрудники были заняты своими делами, никто не обращал на него внимания.

Вот так геометрическая чертовщина! И это в придачу к какой-то непонятной ошибке в самой бухгалтерской программе. Программа работала как часики, а цифры никак не сходились. Не били и все. Тот самый случай с несходящейся копейкой. С данной компьютерной программой это было в принципе невозможно, а вот на тебе – копейку найти не может.

Думал ли он, когда заканчивал с отличием эконом в университете и поступив бухгалтером в приличную фирму, что за год работы ему все это настолько надоест. Фирма торговала различным заграничным барахлом и даже преуспевала. Но никаких перспектив, за исключением, может быть, ежеквартального повышения зарплаты, ему не светило. И впереди, кроме таблиц, отчетов, да вот поисков утерянной копейки, ничего не было.

Из селектора, стоящего на столе, раздался мелодичный голос Алины Михайловны:

– Володя, зайдите ко мне!

Надо было идти в кабинет главбуха. И очень не хотелось. И было гадко и противно. Как будто собрался плюнуть в душу очень хорошего человека. А именно таким человеком и была Алина Михайловна. Она была невысокого роста, можно сказать худенькая, русые волосы плавно струились до самых плеч, большие карие глаза, небольшая симпатичная родинка на правой щеке. Всегда строгая белая кофточка явно натягивалась на высокой груди. Не имея в личном плане никаких достижений, она всю себя отдавала любимой работе и родному коллективу. В меру требовательная, принципиальная, ценимая руководством за профессионализм, честность, надежность, она была душой коллектива, его формальным, да и неформальным лидером, заботливой матерью для своих подчиненных, даже для тех, кто был значительно старше ее. Помимо своей работы, она занималась бытом своих подчиненных, их личными делами, откликаясь на любую просьбу, ненавязчиво, деликатно, не переступая ту грань, что зовется частной жизнью. Бегала к руководству, чтобы помочь с зарплатой, жильем, беспроцентной ссудой. Организовывала посещение больных на дому. А народ с мелочами к ней и не лез. Уж если только прижмет. День рождения каждого в коллективе был общим праздником. И сколько души она вкладывала в каждый подарок.

И вот теперь надо было идти и смотреть в глаза этой женщине, и что-то объяснять. А идти было не с чем. И было все это вообще необъяснимым, в чем-то мистическим. Так просто не бывает. Как внезапно проявились эти в общем-то непонятные любовные эманации и чувства к ней, так и необъяснимо одномоментно исчезли. Были – и не стало. А теперь лишь мрачные мысли да тоска зеленая гложет, и еще этот утренний водопад мелких неприятностей.

Он встал из-за стола, подошел к зеркалу, чтобы глянуть на себя, перед еще вчера приятным походом в заветный кабинет, а сегодня заведомо плохим и даже в чем-то необъяснимо невозможным. Из зеркала на него глядел высокий, черноволосый, черноглазый, по-спортивному стройный, в строгом темно-сером костюме, совсем еще молоденький парень. Лицо было абсолютно угрюмым, как после съеденного кислого-кислого лимона. Исчезла та глупая счастливая улыбка, которая несколько дней не сходила с его лица.

– Ничего не поделаешь, нужно идти.

Две сестры-двойняшки, да еще ко всему прочему натуральные блондинки, что умудрились после школы и института культуры вместе окончить бухгалтерские курсы и вместе же устроиться работать в эту фирму, явно чьи-то протеже, из-за соседних столов наблюдали за ним. Разумеется, они были в курсе тех перипетий, что возникли в последнее время в бухгалтерии по инициативе Владимира, и с интересом ждали развития событий. Они не были вредными девчонками, совсем не соответствовали тому социальному портрету, что вовсю гулял в обществе, не злорадствовали, даже не подначивали, но любопытства было у них не отнять.

Он повернулся к столу, зацепился ногой за рядом стоящий стул, как-то нелепо дернулся и, пытаясь удержаться, смахнул локтем со своего стола огромную стопу папок, которая накопилась за три дня и которую уже давно надо было унести в архив, если бы не эта злосчастная нестыковка. Вся кипа с грохотом свалилась на пол, некоторые папки развалились, где-то вылетели отдельные бумажки.