Переполох с чертополохом - [15]

- Но ты не огорчайся, Абби, - поспешно добавил Роб. - Даже если картину написал один из учеников Ван Гога, ценность ее все равно исключительно велика.

- Насколько велика?

- Если мы выставим ее на аукцион в Нью-Йорке, то, думаю, речь пойдет о сумме с пятью нулями.

- Ни хрена себе! - взвизгнула Джей-Кат, подпрыгивая на подлинном кресле эпохи Людовика XIV. - Срочно везу в Большой Банан все поделки дражайшего кузена Эрвина.

Я недовольно хрюкнула. - Вообще-то, Нью-Йорк, это Большое Яблоко, зайчик, а вовсе не Банан. - Я перевела взгляд на Роба. - И с кем мы будем договариваться?

- Мы, Абби? Ты предлагаешь мне комиссионные?

- Да, - подтвердила я, поражаясь собственной щедрости.

Роб довольно ухмыльнулся. - Есть у меня приятель, который собаку съел в творчестве импрессионистов. У него своя картинная галерея в самом центре города. "Бонс" называется. Я ему утром первым делом позвоню.

Мой взгляд упал на высоченную башенку напольных часов восемнадцатого века, возвышавшуюся за спиной Роба. Да, время близилось к полуночи. Мне еще предстояло договориться с Робом о размерах его вознаграждения. Возможно, предложи я ему половину, и тогда он позвонит своему приятелю домой прямо сейчас. Только, стоит ли так суетиться?

- Ты хочешь, чтобы я оставила картину здесь? - осторожно спросила я.

- Так было бы лучше, - сдержанно промолвил Роб. - Куда легче описывать по телефону то, что видишь собственными глазами.

- Хорошо, но если ты вдруг потеряешь картину, то выплатишь мне полную ее стоимость, - отчеканила я, не успев даже разобраться, шучу ли, или говорю всерьез.

- Я запру ее в сейфе.

- Как, у вас есть сейф? Вот никогда не подозревала.

- Именно поэтому он такой надежный. Никто, кроме меня и Боба, не знает, где он находится.

Джей-Кат хмыкнула. - Абби, никогда не соглашайся оставлять ценности в сейфе. У нас в Шелби...

Сжалившись над Робом, я ухватила ее за локоть, и увлекла вслед за собой к двери.

Глава 6

Некоторые люди почему-то считают, что, ведя собственный бизнес, я сама устанавливаю себе рабочие часы. Что ж, моя лавка и в самом деле открыта сорок часов в неделю, а еще часов восемь-десять я торчу на всевозможных аукционах и распродажах. Не говоря уж о времени, которое уходит у меня на уборку, бухгалтерию и подготовку новых экспонатов к продаже. И я отлично сознаю цену своего времени. Хотя в глубине души и отдаю себе отчет, что, опоздав в свою лавку, могу лишиться какого-нибудь жирного клиента, но зато работы своей, по счастью, не потеряю. В одночасье, по крайней мере.

Мне казалось, что в ночь со среды на четверг уснуть я так и не сумею. И в самом деле, лишь под самое утро я перестала считать зеленые чертополохи и забылась тревожным сном. Когда затрезвонил будильник, я каким-то образом ухитрилась отключить его, не просыпаясь. Либо же, охваченная волнением, вообще забыла его завести. Как бы то ни было, телефонный звонок разбудил меня в половине десятого, то есть через полчаса после того, как я обычно открываю свою антикварную лавку.

- Муойо вебе, - весело произнес мамин голос.

- Что-что? - Я спихнула Мотьку с груди и присела, ошалело оглядываясь по сторонам.

- "Жизни тебе", Абби, - пояснила мама. - Так на языке тсонга желают доброго утра.

Я кинула взгляд на часы. - Ой, дьявольщина! Мамочка, я должна бежать!

- Я знаю, золотце. Я уже звонила в твою лавку и пообщалась с автоответчиком. Послушай, Абби, мне кажется, тебе стоит обратиться к какому-нибудь профессионалу, чтобы он записал приветствие вместо тебя. Оно должно звучать более... культурно, что ли.

- Ты имеешь в виду Роба? - спросила я, и тут же вспомнила про картину. - Извини, мамочка, но мне и правда сейчас некогда.

- Ладно, - приветливости в мамином голосе, как ни бывало. - Что ж, как говорится, дурные вести могут и подождать.

Я вздохнула. Мастерству моей мамы забрасывать наживку могут позавидовать и заядлые рыболовы.

- Хорошо, выкладывай, - скрепя сердце, согласилась я. - Только побыстрее, умоляю.

- Абби, ты сидишь?

- Мамочка, я еще в постели!

- Абби, у меня ужасная новость про одного из твоих бывших дружков.

Сердце мое оборвалось. - Грег? - выдавила я по прошествии нескольких секунд. - Что-то случилось с Грегом?

- Нет, золотце, я имею в виду Гилберта Суини. Он умер.

Если бы нас не разделяло несколько миль телефонных проводов, я бы схватила маму за плечи и встряхнула так, чтобы у нее зубы клацнули. - К твоему сведению, Гилберт Суини никогда в моих дружках не ходил!

- Абби, по-моему, ты меня не расслышала. Гилберт Суини мертв. Он покончил с собой. Полиция нашла его тело час назад.

- Быть не может! - вскричала я. - Мы с ним только вчера вечером разговаривали.

- Тем не менее, это правда. Я узнала об этом от Барбары, которой сказала Дороти, а той сама Королева сообщила.

У меня закружилась голова. - Ты уверена? Каким образом Присцилла Хант об этом проведала? И так скоро?

Мама вздохнула. Да, конечно, плохо она меня воспитывала. Все, кроме меня знали, что Присцилла Хант была ходячим коммутатором, сорокой-сплетницей, которая не только досконально знала обо всем, что творится в городе, но еще и совала свой длинный нос в любые дела. Бену Хантеру, например, она постоянно указывала, когда подстригать газон, Саре Дженкинс запрещала вешать пурпурные шторы, а когда глава одного семейства, недавно перебравшегося в Рок-Хилл из Германии, соорудил беседку посреди кроны высокого дерева на своем заднем дворе, она лично организовала сбор подписи под петицией, предписывающей молодым иммигрантам уничтожить постройку. По словам моей мамы, Королева знала (и осуждала это!), что мама время от времени покупает туалетную бумагу новой марки, с перфорацией. Правда, мама уверяла, что, несмотря на это, к старой бумаге все равно не вернется.