Переполох на Буяне - [4]

– А давай, дядечка, я в леске цветов нарву, побольше венков совью. Мы венки тут развесим, вроде как для красоты, вот порча и не видна будет.

– Ай да Василиса! – просиял богатырь. – Малая, а уже премудрая! Делай, девонька!

Набрав полный передник цветов, Василиса уселась у ворот, неподалеку от берега. Руки ловко сплетали стебли, а глаза глядели в распахнутые ворота на то, как Первый отлавливает богатырей, которые не приводят в порядок Детинец:

– Что делаете, парни? Ах, ничего? Так делайте быстрее – и живо сюда, к воде. Буду прививать вам любовь к строю и бою. До самой темноты буду прививать, пока не полюбите! Не хотите жить как уважаемые люди – будете жить по уставу!

Василиса не могла наглядеться на Первого. Был он сейчас очень похож на Черномора, хоть и моложе: та же поза (ладони заложены за пояс), тот же разворот могучих плеч, тот же орлиный взор, та же манера разговаривать:

– А ну, в воду зашли – из воды вышли! Да не как попало, а чредой! И бегом! Пятнадцатый, чего плетешься? Я ему сказал «бегом», а он как шел, так и шлет! Эх, Пятнадцатый! Ты мне это кончай, не начиная! Был бы я Черномором – шарахнул бы тебя об дуб так, чтоб кирпичи полетели!.. Так, всем стоять! Задаю вопрос: что делать, если у тебя в бою кончились стрелы?

– Отберу колчан у противника!

– Шестой, неверно! А ежели у него тоже стрелы кончились? Нет, надо продолжать стрелять, чтобы ввести супостата в заблуждение!.. Ладно, отрабатываем наступление. Ворог – во-он в том деревянном ивняке! А ну, бегом шагом марш!..

* * *

Поужинала Василиса в трапезной вместе с богатырями. Наелась каши и похлебки с курятиной. А когда почти стемнело, растворились двери терема, вышел Черномор, осунувшийся, усталый, но очень довольный. Гаркнул на весь Детинец:

– Эй, дружина моя верная! Посулила Яга Велесовна на то место, где стена должна быть, навести морок. Вид будет такой, словно стена стоит, как ей уставом велено. Но чтоб получилось то колдовство, никто из вас на него глазеть не должен. Кто лишнее увидит, тот ослепнет. А потому всем отбой! И чтоб из избы никому до рассвета не высовываться!

Вслед за Черномором на крыльцо вышла Яга – тоже усталая, но веселая и словно помолодевшая.

Василиса к ней подошла, спросила тихонько:

– Бабушка, и впрямь никому видеть нельзя, как ты чары творишь? Ослепнуть можно?

Яга Велесовна ответила так же тихо:

– Я нарочно зевак разогнала. Ежели у меня ничего не получится, то сможем потихоньку удрать, не пришибут нас богатыри…

А потом сидела Василиса в ночи у костерка, глядела, как зеленым звериным огнем горят из мрака глаза Яги, и запоминала несущиеся из тьмы слова:

– Две сестры – заря вечерняя да заря утренняя, да братец их – мрак полночный! Вы сходитесь ко мне, Яге, Велесовой дочери, верой служить да работу исполнять! Ты, заря вечерняя, луну тучей занавесь! Ты, заря утренняя, буйный ветер уйми! А ты, мрак ночной, брат старшой, морок завей-сплети, людям очи отведи. Чтоб не видел правды ни стар, ни млад, ни сам Кощей!..

* * *

А наутро вся дружина с восхищением глядела на стену из потемневших от времени дубовых бревен, что замыкала ограду вкруг Детинца. Только Тридцать Третий сердито бубнил, что за подобный обман Кощей всех покрошит в капусту. Но его никто не слушал.

– Долго морок продержится? – спросил Ягу довольный Черномор.

– Доколе человек или зверь сквозь эту стену не пройдет.

4

Черный с серебряными кистями ковер-самолет мягко приземлился у распахнутых ворот. Тут же грянули на балалайках леший с лешачатами. Музыке ответил с моря хор русалок – они пели величальную дорогому гостю.

Ни один мускул не дрогнул на лице Кощея. Он стоял на ковре, высокий, худой, в вороненых латах. Лысую голову венчала черная корона. Лик казался мертвым, а глазницы полны были кипящим алым огнем.

Сойдя с ковра, он молча двинулся в ворота мимо выстроенных в почетном карауле дружинников. Длинный меч в серебряных ножнах концом чертил линию по земле.

Дойдя до жилой избы, гость поднял огненный взор и прочел надпись на свежевыкрашенной стене.

Наступила страшная тишина. Оборвалась музыка. Даже русалки в море почуяли неладное и умолкли.

– Ждали, стало быть, – негромко, хрипловато произнес Кощей. Каждое его тихое слово прокатилось по Детинцу и было услышано всеми. – И кто же предупредил? Яга, ты?

– Ну, я, – вынырнула из задних рядов старуха. – Уж больно любопытно было смотреть, как они тебя, Кощеюшка, до обморока уважают.

Яга держалась хоть и учтиво, но без подобострастия. Видно было, что говорит она не с грозным повелителем, а со старым приятелем – от которого, впрочем, могла и крепко схлопотать.

Не ответив ей, Кощей ровным шагом двинулся дальше. Проходя мимо крыльца гостевого терема, он носком блестящего сапога чуть тронул цветущий куст змееголовки. Куст послушно брякнулся в пыль.

Сзади кто-то негромко охнул. Кощей не обернулся. Его взгляд скользнул по увитой цветочными гирляндами катапульте. Василиса от волнения забыла дышать, но Кощей молча проследовал дальше. Дружина следовала за ним очень тихо, чуть ли не на цыпочках.

Над распахнутыми настежь дверями трапезной протянулась полоса белой материи с нарисованными на ней черными черепами, мечами, скрещенными костями, а также надписью, старательно выведенной: «Дорогой Кощея – в темное будущее!» (Василиса, которая вызнала уже все тайны острова Буяна, ухмыльнулась: была та нарядная ткань портянками, выстиранными, накрахмаленными и сшитыми вместе.)