Переписка - [15]

Вот что Лиленька. Пиши мне подробнее и о себе и о других. Ты верно не представляешь себе до чего важны мне эти подробности. Ведь это единственная реальная связь с моей Москвой, с моим довоенным прошлым. Ведь все живущие здесь чувствуют себя занесенными на другую планету, так высока стена нас с вами разъединяющая. И единственные щелки в стене — ваши письма. Мне все интересно — и работа Вахтанговской студии, и с кем ты там работаешь из тех, кого я знаю, и как ты живешь изо дня в день, и кого видишь, и что думают о нас, и доходит ли что-нибудь из того, что здесь пишется и издается, и как работают все кого я знаю. Какое было лето в К<окте>беле? Кто там был? Что пишут и работают Макс, Толстой, Антокольский, Шенгели[114] и др.? За вашими журналами слежу и почти все выходящее знаю. Но хотелось бы знать еще больше, еще осязательнее почувствовать воздух тебя и их окружающий. Что делают художники? Как им работается?

Был недавно на гастролях Музыкальной студии Х<удожественного> Театра. Шел с недоверием, ибо в прошлый раз Станиславский вывез в Европу старые, и сейчас несносные как для глаза, так и для слуха — постановки (Чехова). На этот-то раз Немирович привез только «М-mе Анго» и Периколу. Пpе — кра — а — сно!!! Это вторая молодость Немировича. Все хорошо; и необычайная сила актера в жесте, в голосе, в дикции, в танце, в игре, и отсутствие комнатной психологичности, к<отор>ой я так боялся, и от к<отор>ой Нем<ирович> избавился, и прекрасная, чистая работа самого Немировича. Бакланову[115] видел впервые — чудесна. И все остальные очень и очень хороши. Дураки немцы их не оценили. Что меня удивило и очень обрадовало — это — какое-то здоровье, к<отор>ым веет от всей постановки. И смех здоровый, и план здоровый — сила!

Что тебе написать о себе? На Рождество еду в Париж разнюхать и разведать по части своего дальнейшего устройства. Марина с Алей и с Георгием уже там.[116] Мое завтра — в густом тумане. Из всех сил буду стараться раздобыть работу не-физическую. Боюсь ее — небольшой досуг будет отравлен усталостью. Работаю сейчас над рассказами о «белых» и «белом».[117] Я один из немногих уцелевших с глазами и ушами.

На эти темы пишут черт знает что. Сплошная дешевая тенденция. Сахарный героизм с одной стороны — зверства и тупость с другой. То же, что с вашими «напостовцами».[118] У нас есть свои эмигрантские «напостовцы».

Очень трудно здесь печатать из-за монополии маститых. Но кой-что удается.

Вижу я бездну людей. Но те — российские встречи — гораздо крепче и значительнее здешних. Потому-то и не хотелось бы мне, чтобы меня в Москве совсем забыли.

Нужно бежать на станцию.

Лиленька, ты боишься мне писать о своем интимном. Глупенькая! Не забудь, что я не мальчик, а тридцатилетний муж. Страхи твои напрасны. Пиши!!!

Спасибо громадное за карточку. Ты не изменилась — только поседела. А лицо молодое.

Отвечай немедленно.

Крепко целую и люблю

Твой Сережа

23/IV <1926 г.>

Дорогая моя Лиленька,

Впервые, кажется, задержался с ответом тебе. Но сегодня видел страшный и мучительный сон, с тобой происходили всякие гадкие вещи и заторопился отвечать. Все ли у тебя благополучно? Как здоровье? Не следуй моему примеру и ответь немедленно. Буду считать дни.

Твои страхи об моей жизни в Париже напрасны. Живу я лучше, чем в Праге, хотя постоянного места и не имею. Мне предложили здесь редактировать — вернее основать — журнал — большой — литературный, знакомящий с литерат<урной> жизнью в России.[119] И вот я в сообществе с двумя людьми, мне очень близкими, начал. Один из них лучший сейчас здесь литературный критик,[120] другой — теоретик музыки, бывший редактор «Музык<ального> Вестника» — человек блестящий — П. П. Сувчинский. На этих днях выходит первый №. Перепечатываем ряд российских авторов. Из поэтов, находящихся в России — Пастернак («Потемкин»), Сельвинский, Есенин. Тихонова пока не берем. Ближайшие наши сотрудники здесь — Ремизов, Марина, Л. Шестов. Мы берем очень резкую линию по отношению к ряду здешних писателей и нас, верно, встретят баней. В то же время я сохранил редактирование и пражского журнала, другой — теоретик музыки, бывший редактор «Музык<ального> Вестника» — человек блестящий — П. П. Сувчинский. На этих днях выходит первый №. Перепечатываем ряд российских авторов. Из поэтов, находящихся в России — Пастернак («Потемкин»), Сельвинский, Есенин. Тихонова пока не берем. Ближайшие наши сотрудники здесь — Ремизов, Марина, Л. Шестов. Мы берем очень резкую линию по отношению к ряду здешних писателей и нас, верно, встретят баней. В то же время я сохранил редактирование и пражского журнала.[121] Но, увы, эта работа очень не хлебная. Быть шофёром, напр., раза в три выгоднее. М. б. на будущую зиму и придется взяться за шофёрство.

Скоро к вам выезжает Илья Григорьев<ич>. Он расскажет тебе о нашей жизни. Я поручил ему зайти к тебе — он это сделает сейчас же по приезде.

О твоем приезде. Это было бы прекрасно и для меня и для тебя, но думаю, что тебе следовало бы до выезда выполнить одну очень трудную и вместе с тем необходимую вещь. Нужно каким-то образом выправить ваши отношения с М<ариной>. Повторяю — это очень трудно. М. б. ты даже не представляешь себе, как это трудно, но необходимо. Не скрою, что М<арина> не может о тебе слышать. Время сделало очень мало и вряд ли можно на него рассчитывать и впредь. Мне кажется — ты должна перешагнув через многое протянуть руку. И не раз и два, а добиваться упорно, чтобы прошлое было забыто, и если не забыто, то каким-то образом направлено по другому руслу эмоциональному. Не ищи в этом случае справедливости. Не в справедливости дело, а в наличии ряда страстных чувствований, к<отор>ые нужно победить не в себе (что легко), а в другом. Если не выполнить этого, то придется на многие годы нести ядовитую тяжесть. Подумай, как нелепы будут наши отношения здесь, когда мне придется считаться с тем, что вы с Мариной находитесь на положении войны. При твоей и Марининой страстности к чему это может привести? Необходимо с войной покончить. Марина в ослеплении. Поэтому должна действовать ты со всею чуткостью и душевной зрячестью. Ведь здесь, при твоей зрячести, не может быть места для самолюбия. Тем более, что Москва и все что связано с нею для Марины тяжкая и страшная болезнь. Как к тяжкой болезни, как к тяжкому больному и нужно подходить.