Переписка А. П. Чехова и А. С. Суворина - [19]

11 сентября. Пароход "Байкал".

Здравствуйте! Плыву по Татарскому проливу из Северного Сахалина в Южный. Пишу и не знаю, когда это письмо дойдет до Вас. Я здоров, хотя со всех сторон глядит на меня зелеными глазами холера, которая устроила мне ловушку. Во Владивостоке, Японии, Шанхае, Чифу, Суэце и, кажется, даже на Луне -- всюду холера, везде карантины и страх. На Сахалине ждут холеру и держат суда в карантине. Одним словом, дело табак. Во Владивостоке мрут европейцы, умерла, между прочим, одна генеральша.

Прожил я на Северном Сахалине ровно два месяца. Принят я был местной администрацией чрезвычайно любезно, хотя Галкин не писал обо мне ни слова. Ни Галкин, ни баронесса Выхухоль1, ни другие гении, к которым я имел глупость обращаться за помощью, никакой помощи мне не оказали; пришлось действовать на собственный страх.

Сахалинский генерал Конопович интеллигентный и порядочный человек. Мы скоро спелись, и все обошлось благополучно. Я привезу с собою кое-какие бумаги, из которых Вы увидите, что условия, в которые я был поставлен с самого начала, были благоприятнейшими. Я видел все; стало быть, вопрос теперь не в том, что я видел, я как видел.

Не знаю, что у меня выйдет, но сделано мною немало. Хватило бы на три диссертации. Я вставал каждый день в 5 часов утра, ложился поздно и все дни был в сильном напряжении от мысли, что мною многое еще не сделано, а теперь, когда ужо я покончил с каторгою, у меня такое чувство, как будто я видел все, но слона-то и не приметил2.

Кстати сказать, я имел терпение сделать перепись всего сахалинского населения. Я объездил все поселения, заходил во все избы и говорил с каждым; употреблял я при переписи карточную систему, и мною уже записано около десяти тысяч человек каторжных и поселенцев. Другими словами, на Сахалине нет ни одного каторжного или поселенца, который не разговаривал бы со мной. Особенно удалась мне перепись детей, на которую я возлагаю немало надежд3.

У Ландсберга я обедал, у бывшей баронессы Гембрук сидел в кухне... Был у всех знаменитостей. Присутствовал при наказании плетьми, после чего ночи три-четыре мне снились палач и отвратительная кобыла. Беседовал с прикованными к тачкам. Когда однажды в руднике я пил чай, бывший петербургский купец Бородавкин, присланный сюда за поджог, вынул из кармана чайную ложку и подал ее мне, а в итоге я расстроил себе нервы и дал себе слово больше на Сахалин не ездить.

Написал бы Вам больше, но в каюте сидит барыня, неугомонно хохочущая и болтающая. Нет сил писать. Хохочет и трещит она со вчерашнего вечера.

Это письмо пойдет через Америку, а я поеду, должно быть, не через Америку. Все говорят, что американский путь дороже и скучнее.

Завтра я буду видеть издали Японию, остров Матсмай. Теперь 12-й час ночи. На море темно, дует ветер. Не пойму, как это пароход может ходить и ориентироваться, когда зги не видно, да еще в таких диких, мало известных водах, как Татарский пролив.

Когда вспоминаю, что меня отделяет от мира 40 тысяч верст, мною овладевает апатия. Кажется, что приеду домой через сто лет.

Нижайший поклон и сердечный привет Анне Ивановне и всем Вашим. Дай бог счастья и всего хорошего.

Скучно.

Ваш А. Чехов.

Письма, т. 3, с. 137--139; Акад., т. 4, No 855.

1 В. И. Икскуль фон Гильденбандт.

2 Неточная цитата из басни Крылова "Любопытный" (1814).

3 Заполненные Чеховым карточки сахалинского населения (около 10 тысяч) сохранились (ГБЛ и ЦГАЛИ).

ЧЕХОВ -- А. С. СУВОРИНУ

30 августа 1891 г. Богимово

30 авг.

Вам рассказ правится, ну, слава богу. J3 последнее время я стал чертовски мнителен. Мне все кажется, что на мне штаны скверные, и что я нишу не так, как надо, и что даю больным не те порошки. Это психоз, должно быть.

Если фамилия у Ладзиевского в самом деле скверная, то можно его назвать иначе. Пусть будет Лагиевским1. Фон Корен пусть остается фон Кореном. Изобилие Вагнеров, Брандты, Фаусеки и проч. отрицают русское имя в зоологии, хотя все они русские. Впрочем, есть Ковалевский! Кстати сказать, русская жизнь теперь так перепуталась, что всякие фамилии годятся.

Сахалин подвигается. Временами бывает, что мне хочется сидеть над ним 3--5 лет и работать над ним неистово, временами же в часы мнительности взял бы и плюнул на него. А хорошо бы, ей-богу, отдать ему годика три! Много я напишу чепухи, ибо я не специалист, но, право, напишу кое-что и дельное. А Сахалин тем хорош, что он жил бы после меня сто лет, так как был бы литературным источником и пособием для всех, занимающихся и интересующихся тюрьмоведением.

Вы правы, Ваше превосходительство, в это лето я много сделал. Если б еще одно такое лето, то я бы, пожалуй, роман написал и именье купил. Шутка ли, я не только питался, но даже тысячу рублей долгу выплатил. Приеду в Москву, возьму за "Медведя" из Общества рублей 150--200, так вот и питает бог нашего брата свистуна.

У меня вышла интересною и поучительною глава о беглых и бродягах. Когда в крайности буду печатать Сахалин по частям, то пришлю ее Вам2.

Теперь просьба. А. В. Щербак писал мне, что ему желательно издать у Вас книжку с рисунками (которые у него, кстати сказать, очень интересны); хочет собрать все свои фельетоны и статьи и сочетать во един у плоть. Просил меня походатайствовать у Вас. Если Бы согласитесь, то я буду телеграфировать ему во Владивосток. Ответьте поскорее, ибо "Петербург" скоро будет во Владивостоке3.