Перемирие - [60]

— А что?

— То вот. Останется она. Скажи спасибо, что он тебя так уложил, а то я бы тебе точно башку проломил со злости. Что на тебя нашло, интересно знать?

— Что-то ты разговорился, — сказала я почти таким голосом, как надо, и выдернула свою руку из его рук, — Тебе не кажется?

— О, — сказал веклинг, — Точно проснулась. А то я все думал, когда ты вспомнишь про свое звание…

Я не выдержала и засмеялась. Но делать этого явно не стоило, потому что голова моя сразу же заболела сильнее. Несколько секунд я лежала тихо, прислушиваясь к бедной своей головушке. Боль то затихала, то нарастала снова, не слишком сильная, но надоедливая. Я тихонько качалась на этом ощущении, словно на волнах — туда-сюда, туда-сюда. Ничего страшного, но иногда приятно бывает почувствовать себя больным — когда не надо никуда торопиться. Веклинг снова взялся меня за руку и стал гладить мои пальцы — как кошку, ей-богу.

— Мне показалось, да и он потом обмолвился, — начал веклинг негромко, — что у тебя было что-то вроде галлюцинаций, там, в крепости, в этом коридоре…

— И что? — равнодушно сказала я.

— Было?

— Угу.

— И что это было?

— Тебе-то какая разница? — сказала я, — Мои галлюцинации, хочу — галлюцинирую, хочу — нет.

Он усмехнулся.

— И часто у тебя бывает?

— Нет, — пробормотала я, — Но надо же когда-то начинать, — я помолчала, — И что, все уже осведомлены об этом?

— Не думаю.

— А что ты видел?

— Я… — он задумался, потом выпустил мою руку, — Мне… показалось, что я увидел женщину. Такую же, как ты…. И если бы я не видел того портрета, но я его видел…. В общем, похоже, это был призрак, и мне показалось, что там был не один призрак…

— А что сказал дарсай?

— Что это должно было случиться рано или поздно.

— Что случиться?

— Откуда мне знать? Это твоя жизнь, тцаль, не моя. У него спроси, если хочешь. Он-то знает, наверное… Он много что знает, как я посмотрю, — прибавил веклинг задумчиво, — И о тебе он много знает…

Мы замолчали. Где-то далеко слышны стали голоса, но слов я не разобрала. Вокруг была ночь, невероятная, черная, прозрачная. Веклинг молчал, и я была точно уверена, что он улыбается. Я просто чувствовала эту улыбку — тихую, еле заметную. Я видела — его тихие, неспешные мысли, которые текли, разбегаясь и сходясь, словно струи воды в реке. Но о чем он думал, я понять не могла.

— Пойду я, поболтаю с ним, — сказала я, делая движение, чтобы сесть.

— Тебе лучше пока не вставать, — негромко сказал Ворон.

— Кто из нас врачеватель — ты или я? Помоги лучше.

Опираясь на его руку, я села и спустила ноги с телеги. Голова у меня слегка кружилась, я помедлила, потом, держась за рукав Ворона, встала ногами в рыхлый снег. Я сразу поняла, что лучше бы мне было оставаться на телеге. Земля словно куда-то уплывала под моими ногами. Веклинг придержал меня за локоть. Я взглянула на него снизу — алые глаза усмехались.

— Где он?

— Вон там, что ты, не чувствуешь?

— У меня голова кружиться, — сказала я, — Но вовсе незачем меня так к себе прижимать. Отпусти меня.

Веклинг засмеялся и выпустил мою руку.

Неуверенно ступая, я медленно пошла — шаг за шагом, тихо-тихо. Голова моя и вправду кружилась, и мне это не очень нравилось. Не хватало еще упасть…

Он лежал с краю телеги, нагруженной какими-то узлами. Никого больше на телеге не было, не было даже возницы, и лошади шли сами по себе, тихо пофыркивая в темноте. Я пошла рядом с телегой, держась рукой за мокрый борт. Скользнув рукой дальше, я наткнулась пальцами на холодное лезвие обнаженного меча.

— Как твои дела, тцаль? — раздался вдруг мягкий мурлыкающий голос.

В темноте передо мной зажглись два алых огня. Я невольно улыбнулась.

— Уже лучше, — сказала я, — А как твои дела?

— Нормально… — его рука взяла меня за запястье, — Садись-ка.

Я присела на край телеги, повинуясь его движению. Моя ладонь словно невзначай коснулась его щеки. Щека была горячей и чуть влажной. Я улыбалась сама себе, покачиваясь в такт неспешным толчкам телеги. Я так ясно чувствовала его близость, так отчетливо. Я слышала его дыхание, чувствовала, как вздымается и опадает его грудь. Чувствовала боль, которую он испытывал. Дарсай лежал только в грязной своей рубахе и штанах, босой, но, похоже, холода он не чувствовал — его лихорадило. Мы молчали, потом он вдруг сказал:

— Ты извини меня, ладно? Я не рассчитал силу удара.

У меня вырвался короткий смешок.

Он не рассчитал силу удара. Он мог убить меня так, и он это прекрасно знал, и все равно сделал. Для него проще было лишний раз проявить свою власть, чем попытаться уговорить меня. Вороны. Легче объяснить строение Вселенной, чем суть их поступков. Да-а.

Невысокие, едва ли в рост человека, каменные уступы тянулись по обе стороны дороги, а над ними было огромное бархатно-черное небо с мириадами сияющих звезд. У меня никогда больше в жизни не было такого момента, когда я так остро чувствовала величие этого физического мира, так мало уважаемого на Границе. Я так ясно ощущала, что это огромное черное небо не просто свод над моей головой, а бездна, полная огромных солнц и планет. Как огромен и велик этот мир! Как он огромен и велик, стоит ли искать другие миры, даже не познав этот? Эта мысль мелькнула и пропала. Познание физического мира — для других, не для меня, судьба выбрала за меня, и у меня здесь не было права голоса…