Переландра - [60]

— Мы воздаем благодарность тебе, кормилица, — говорил Король, — мы благодарим тебя за этот мир, который ты творила много столетий как верная рука Малельдила, чтобы он ждал нас, когда мы проснемся. До сих пор мы не знали тебя. Мы часто гадали, чью же руку видим в высоких волнах и веселых островах, чье дыхание чувствуем в утреннем ветре. Мы были молоды, но мы догадывались, что говоря: «Это сделал Малельдил», — мы говорим правду, но не всю. Мы получили этот мир, и радость наша тем больше, что это и Его подарок и твой. Чего же Он хочет от тебя теперь?

— Того, чего захочешь ты, Тор-Уарса, — ответила Переландра. — Я могу уйти в Глубокие Небеса, а могу быть и здесь, в твоем мире.

— Я хочу, чтобы ты осталась с нами, — сказал Король, — и ради той любви, которую мы к тебе питаем, и ради тех советов, которыми ты укрепишь нас. Наш мир совершит еще много оборотов вокруг Арбола прежде чем мы сумеем по-настоящему править землей, врученной нам Малельдилом. Пока еще мы не можем вести этот мир в небе, управлять дождем и ветром. Если тебе не трудно, останься.

— Я очень рада, — ответила Переландра.

Беседа продолжалась, а Рэнсом все дивился тому, что разница между людьми и эльдилами не нарушает дивного лада. Вот чистые, хрустальные голоса и неподвижные мраморные лица; вот плоть и кровь, улыбка на устах, сиянье глаз, мощь мужских плеч, чудо женской груди, слава мужества и полнота женственности, неведомые на Земле. И все же, когда они рядом, ангелы не призрачны, люди — преисполнены животной, плотской жизнью. Он вспомнил старое определение человека — «разумное животное». Только теперь он увидел жизнь, наделенную разумом. Он увидел Рай, он увидел Короля с Королевой, и они разрешили противоречие, стали мостом через бездну, замковым камнем в своде творенья. Они вошли в эту долину и сомкнулась цепь — теплое животное тело зверей, стоявших у него за спиной, и бестелесный разум ангелов, стоявших перед ним. Они замкнули круг, и разрозненные ноты мощи и красоты зазвучали единой мелодией. Теперь говорил Король.

— Это не только дар Малельдила, но и твой, — сказал он, — Малельдил даст его через тебя и еще через одного посредника, и потому этот дар вдвое, нет — втрое прекраснее и богаче. И вот мой первый указ, первое слово Уарсы: до тех пор, пока стоит наш мир, каждое утро, каждый вечер и мы, и все дети наши будем говорить Малельдилу о Рэнсоме с Тулкандры, напоминать о нем друг другу и хвалить. Ты, Рэнсом, назвал нас Господином и Госпожой, Отцом и Матерью. Верно, это — наши имена. Но в ином смысле мы назовем тебя Отцом и Господином. Малельдил послал тебя в наш мир, когда кончилась наша юность, и теперь мы пойдем дальше, вверх или вниз, к гибели или к совершенству. Малельдил привел нас туда, куда пожелал, но главным Его орудием был ты.

Они велели ему перейти через озеро, к ним, — вода была только по колено. Он хотел снова пасть перед ними, но они не позволили. Король и Королева поднялись ему навстречу, обняли его, поцеловали, как равного — сердце к сердцу, уста к устам. Они хотели, чтобы он сел между ними, но увидев его смущение, не стали настаивать. Он сел у их ног на землю, чуть-чуть левее, и видел оттуда высоких ангелов и диковинных зверей. Теперь заговорила Королева:

— Как только ты увел Злого, — сказала она, — а я проснулась, разум мой прояснился, и я удивилась, как молоды были мы с тобою все эти дни. Ведь запрет очень прост. Я хотела остаться на Твердой Земле только потому, что она неподвижна. Там я могла бы решать, где проведу завтрашний день. Я бы уже не плыла по течению, я вырвала бы руку из руки Малельдила, я сказала бы «не по-Твоему, а по-моему», и своей властью решала бы то, что должно принести нам время. Это все равно, что запасаться плодами на завтра, когда можно найти их утром на дереве и снова за них поблагодарить. Какая же это любовь, какое доверие? Как выбрались бы мы вновь к настоящей любви и вере?

— Я понимаю, — сказал Рэнсом. — Правда, в моем мире тебя назвали бы легкомысленной. Мы так долго творили зло… — Тут он запнулся, не зная, поймут ли его, и удивляясь, что он произнес на их языке слово, которого вроде бы не слыхал ни на Марсе, ни на Венере.

— Теперь мы знаем это, — сказал Король. — Малельдил открыл нам все, что произошло в вашем мире. Мы узнали о зле, но не так, как хотел Злой. Мы узнали и поняли зло гораздо лучше — ведь бодрствующий поймет сон, а спящий не поймет яви. Пока мы были молоды, мы не знали, что такое зло, но еще меньше знают о нем те, кто его творит — ведь человек во сне забывает то, что он знает о снах. Теперь вы на Тулкандре знаете о нем меньше, чем знали ваши Отец и Мать, пока не стали творить его. Но Малельдил рассеял наше невежество, и мы не впали в вашу тьму. Сам Злой стал Его орудием. Как мало знал этот темный разум, зачем он прилетел на Переландру!

— Прости мне мою глупость, Отец, — сказал Рэнсом. — Я понимаю, как все узнала Королева, но хотел бы услышать и о тебе.

Король рассмеялся. Он был высок и могуч, и смех его походил на землетрясение. Смеялся он долго и громко, пока не расхохотался и Рэнсом, сам не зная, почему, и вместе с ними смеялась Королева. Птицы захлопали крыльями, звери завиляли хвостами, свет стал ярче и всех охватила радость, неведомая на Земле, подобная небесному танцу или музыке сфер. Некоторые полагают, что это — не подобие, а тождество.