Перекресток Старого профессора - [21]

Девушка поднялась с пола полная решимости действовать. Она уже не ощущала холода, ей казалось, что она умерла и он стал ее неотъемлемой частью. За то короткое время, что провела взаперти, каким-то невероятным образом вспомнила то, что вдалбливали ей на уроках британские педагоги, – вы должны ставить перед собой УМНЫЕ цели. Они должны быть достижимы и ограничены во времени. Шаг за шагом, цель за целью.

Голова была похожа на луковицу, избавившуюся от всей наносной шелухи вроде мыслей о Грегоре, дурацком видео, что подумают друзья и как сильно будет ругать папа. Осталась лишь блестящая сердцевина, на которую чуть нажмешь – и брызнут слезы. Все было ерундой перед перспективой умереть и быть обглоданной крысой в доме у психа, где ее никто никогда не найдет. Она должна выбраться отсюда. Все остальные проблемы будет решать по мере поступления – кажется, папа так всегда говорил, почему она никогда его не слушала? Она начала тихонько бормотать под нос, проговаривая собственные мысли, так ей будет проще их структурировать.

– Выбраться можно через дверь, – зашептала Мона, – дверь открывается ключом, который находится у Кирилла. Сама я ее открыть не смогу, и через крошечное окошко где-то под потолком мне тоже не вылезти. Значит, надо заставить Кирилла открыть дверь и забрать у него ключ. Но как это сделать? Кирилл физически сильнее – и почему я не пошла на тайский бокс, как предлагал папа, а вместо этого выбрала дурацкую йогу? Кому сейчас нужна моя растяжка и умение красиво выпячивать попу в позе «кошечки»?

Медленно обходила комнату – она не знала, сколько времени прошло, но ей показалось, что уже наступило утро, потому что из окошка немного осветило комнату и очертания старой мебели явственно проступили из темноты.

Свое исследование начала с массивного шкафа, стоявшего в дальнем углу комнаты. Он был украшен затейливыми завитушками из дерева и походил на те страшилища, что бабка Кейт понатыкала в своем монакском доме или, как она говорила, – резиденции. Мона открыла шкаф и, протянув руки, принялась шарить внутри в поисках полок. Но ее ночное убежище оказалось абсолютно пустым. Девушка попробовала сильно дернуть дверцу – но та не двинулась с места, петли не скрипели, дерево не было рассохшимся. Такое впечатление, что кто-то тщательно ухаживал за ним до того, как отправить в вынужденную ссылку.

Поняв, что толку не будет, она двинулась дальше. Комод казался выпиленным из древесного монолита: с трудом открыв один из ящиков, почувствовала, что детали плотно пригнаны друг к другу. Один за другим она выдвигала их, но все были тугими, тяжелыми, литыми, словно сделанными вчера и на века.

Кровать тоже ничем не порадовала – ножки стояли на местах. Она залезла с ногами на голое дно (матрас так и остался в шкафу) и попыталась попрыгать на нем, в надежде, что оно проломится – но нет, легко выдержало небольшой вес девушки. Мона злилась, прыгая все выше и обрушиваясь на кровать со всей мощи, но ничего не происходило. Оставив бесперспективное занятие, продолжила обход.

Ей повезло с комодом, стоявшим в самом дальнем углу. Когда она в отчаянии выдвинула последний ящик, ей показалось, что его стенка неплотно пригнана к остальным деталям. Девушка дернула изо всех сил ящик на себя и чуть не упала – передняя стенка осталась у нее в руках.

Мона еле сдержалась, чтобы не завопить от радости. Добыча оказалась очень тяжелой, и она с трудом доволокла ее к двери. Один раз ей даже пришлось остановиться и передохнуть – она испугалась, что дурацкая деревяшка сейчас вывалится из рук и наделает шуму. В конце концов, справившись со своей задачей и прислонив деревяшку к стене возле входной двери, девушка перевела дух.

У нее есть только один шанс – если она его упустит, другого не будет, Кирилл ее просто убьет. На короткое мгновение стало страшно, но ненависть тут же вытеснила это чувство. Ненависть. Она настолько его ненавидела, что ничего не боялась.

Надо было действовать, пока чувство сильно. Когда адреналин схлынет, она просто не сможет ничего сделать. Даже поднять деревяшку.

Мона сделала несколько глубоких вдохов и выдохов. Подошла к двери и аккуратно в нее постучала. Добавив в голос слез для большей жалости, она попросила:

– Пожалуйста, простите меня, я больше так не буду. Я очень хочу есть. Буду даже овсяную кашу.

Произнеся последнюю фразу, тут же отскочила и схватилась за свое оружие, прислушиваясь к тому, что происходило за входной дверью. Она была как натянутая струна, как молния – если бы кто-то сейчас к ней прикоснулся, то был бы испепелен разрядом электричества.

Но ничего не случилось. Казалось, ее просьбу никто не услышал.

– Эй, – снова громко крикнула Мона, – я же извинилась. Я больше так не буду, съем овсянку, только покормите меня.

И снова тишина. Девушка почувствовала, как задрожали руки и начали подкашиватся ноги – неужели все зря? Ее просто бросили здесь умирать?

В тот момент, когда она была готова расплакаться от отчаяния, за дверью раздались шаги.

Когда дверь распахнулась, Мона, собрав все силы, подняла тяжелую деревяшку, замахнулась и, едва Кирилл вошел в комнату, изо всех сил обрушила удар ему на голову. Кирилл покачнулся. Мона выскочила из своего убежища и изо всех сил толкнула мужчину в спину. Кирилл попытался схватить руками воздух, не удержался на ногах и свалился на пол. Она выскочила из комнаты, захлопывая за собой дверь, и кинулась бежать по коридору того, что показалось ей средневековым замком.