Перекресток миров. Синигами, обрученный со смертью - [71]

Она разговаривала с вышедшим с арены Гурамом, и постоянно на меня посматривала. И эти взгляды не сулили нечего хорошего.

Неприятности меня сегодня ждут, как днем, так и ночью, я бы хотел их избежать, ведь я их и не ищу. Но они находят меня сами, либо мне помогают мне мои родственники, которые мне очень дороги, и сегодня неприятностями на весь предстоящий год обеспечила одна светоудареная воительница.

— Поздравляю. — Радостно воскликнул я, когда Астрид немного прихрамывая, подошла ко мне. — Я в первый раз увидел такое заклинание! Где ты его изучила?

— Это белое копьё огня. — Улыбнулась мне Астрид, и лукаво взглянув на Гурана, разговаривающего с Арией, практически шепотом произнесла. — Ты же не думаешь, что дядя Агат написал только для тебя книгу?

Конец первой части главы пятнадцатой.

Глава 15 часть вторая

Звездное небо меня всегда завораживало и успокаивало. В прошлой жизни ещё с детства я думал, что там, у этих маленьких огоньков в небе есть иные неизведанные миры, в которых кипит жизнь. И как оказалось, я был прав. Почему-то переместившись в этот неизведанный мир, моя жизнь не была спокойной, как бы мне этого не хотелось. И сейчас, сидя на крыше башни храма мертвого бога, я мучился простым вопросом.

— За что? — Тихо проговорил я, разрывая ночную тишину, вновь и вновь смотря на смятый кусочек бумаги в своих руках.

— Он попытался сегодня уйти сам. — Гласили неровные строчки на общепринятом языке. — Сегодня на рассвете я заберу его жизнь. Помоги, Синигами, я прошу тебя о помощи.

Письмо Шурада, сына Халифа ждало меня на кровати, когда мы вернулись с Астрид из академии, и клянусь, я видел разводы слез на белоснежной бумаге. Да, может быть это просто капли воды, но когда я взял и прочитал письмо, меня пронзила боль. Нет, это была не моя боль, а того, кто не привык просить о помощи тех, кто ниже его, беднее и слабее. Жизнь — она такая. Может заставить рыдать и самых сильных этого мира, ведь, по сути, мы не чем не отличаемся, и они и я одинаково дышим, одинаково страдаем.

Ночь, улица, звездное небо. Я пробирался к назначенному мне Шурадом, дому, даже не смотря на карту, не зная улиц и как выглядит дом, и добрался всего за час. Словно дорога стелилась под моими ногами и вела туда, где я нужен. Даже защитные контуры и многочисленная охрана богатых домов словно помогали мне увидеть то, что обычно не недоступно взору смертных. Энергетические линии охранной системы были сложны, но я преодолел их, практически не напрягаясь, дозорные и охрана не замечали меня. Не совершая ни единой ошибки, не издавая ни единого лишнего звука, пробравшись по карнизу, я очутился у небольшого балкона. Даже то, что единственно открытое окно на балконе вело в нужную комнату, не удивило меня. Сегодняшняя ночь была моей без остатка, и я просто не мог что-то сделать неправильно, и поэтому даже не боялся быть замеченным.

Я стоял у открытого окна спальни, смотря, как в кровати лежит мужчина с черной бородой и в белых одеждах. А в кресле напротив его кровати сидел Шурад. Таким, я подозреваю, его никогда никто не видел. Бледный, схватившийся за голову, с тусклым, бесцветным лицом он смотрел пустыми глазами на своего отца и вслушивался в его тяжёлое дыхание. У кресла стоял небольшой столик, а на нем лежал кинжал, усеянный драгоценными камнями. Но его украшения были смешны, ведь ни имеет значения, какие драгоценности будут на ноже, забирающем жизнь твоего отца.

Наблюдал я за Шурадом и Халифом недолго, и ушел никем не замеченным, так и не решив, что же должен сделать. Попытаться помочь, или оставить все как есть. Я уверен, и Шураду и его отцу есть, за что пострадать и за что ответить. Эти люди, облеченные властью, не привыкли никого жалеть, и теперь многие будут рады их страданиям, ибо они, несомненно, будут заслуженными.

Ничего умнее я не придумал, как взобраться на крышу башни храма мертвого бога и смотреть в ночь, погружаясь в свои не веселые мысли и воспоминания. Зная о том, что на рассвете, с первыми лучами солнца умрет человек, которому, наверное, смог бы помочь, но я не знал, а стоит ли ему помогать. Кхарги, что следовали за мной, и теперь ожидали внизу, не смели ко мне приблизиться. Они знали, куда я ходил, это они принесли и положили письмо на мою кровать. Но мне никто ничего не сказал, ни Кхал, ни Кьярта, ни эти Кхарги, что молчаливо следовали за мной. Они оставили решение за мной, я должен был выбрать, умрет человек на рассвете или я подарю двум людям надежду на лучшее.

Но сейчас я решил погрузиться в свои воспоминания о дне, который прошел для всех, но не для меня. Ночь благоволила мне, и я словно вновь переживал события, что завершились всего несколько часов назад.

Сталь выводила заунывную песню на арене, солнце нещадно палило, и не было ни единой тучи, а Ария словно издеваясь, все не одерживала верх надо мной. Вот лезвие моего кинжала пошло в её бедро, но не коснулось даже брони, а мой левый кинжал был выбит из руки. Отскок на пару шагов, и я метаю кинжал правой рукой в воительницу, и он, летящий точно ей в карий глаз, был играючи отбит одной из её сабель. На лице Арии витала её жутковатая улыбка снисхождения, левый клык заходил на алую губу. Моя рука коснулась темной деревянной рукоятки колуна за спиной, над которым посмеивались все разумные, сидящие на трибунах. Это было неудобным и не эффективным оружием для невысокого, с небольшим весом воина, как я. Но колун с отпечатками рук Хель на рукояти был главным оружием, с которым мне не был страшен любой противник. Но я отступал от Арии шаг за шагом, мне нужно было подготовиться к бою с колуном в руках. Отец не умел с ним правильно обращаться, так как он привык к дорогим видам оружия — мечам, либо боевым топорам. Но мой дедушка был простым человеком, и топор в его семье, когда он был маленьким, считался сокровищем. И благодаря ему, мне есть чем удивить горделивую Варси. Нужна лишь крепкая рука и немного удачи, и тогда раса воительниц станет мне не страшна, несмотря на пропасть между уровнями Арии и моим пятнадцатым.