Перехватчики - [58]

— Ты чего это? — я тронул Люсину руку.

— Ничего, — она взяла чайник и вышла на кухню.

— Извините, может быть, я сказала лишнее, — Варвара Васильевна посмотрела мне в лицо. Я промолчал. Откуда мне было знать, сказала она лишнее или не сказала?

Когда Люся вернулась через минуту, бледности уже не было на ее щеках.

— Еще чашечку, Варвара Васильевна.

— Спасибо, Людочка. А у меня к тебе дело. Мы назначили тебя ответственной за озеленение территории санитарной части и у лазарета. Не будешь возражать? Ну я так и думала. В недалеком будущем женщины вообще будут заниматься только общественно полезным трудом. Я в этом уверена.

— А если у кого нет мужей? — спросила мама.

— Все равно. Они будут получать ежемесячное пособие, своего рода зарплату, за то, что они женщины. Так что, — она улыбнулась, — мы идем к этому времени в первой шеренге.

Я, признаться, так и не понял, серьезно все это сказала Варвара Васильевна или для того, чтобы успокоить Люсю, а заодно и себя, но, видимо, какая-то доля истины в ее словах была. И прежде всего наши жены могли бы поработать на культурном фронте, по устройству нового быта. Тут для них, как говорится, широкое поле деятельности.

В самом деле, с каким подъемом прошел у нас организованный недавно женсоветом диспут на тему «Физики и лирики». Началось все с обсуждения небольшой газетной статьи, а потом переросло в спор, который и по сей день продолжается.

Сегодня во время перекура на аэродроме Истомин, сторонник «физиков», вдруг сказал, что он только что просмотрел в библиотеке книжные формуляры офицеров за несколько лет и пришел к выводу: раньше летчики больше читали художественную литературу, а сейчас переключились на научно-популярную и техническую.

Его главный противник Кобадзе ответил:

— Этого и надо было ожидать. Успехи в науке и технике потрясли человечество. Расщепленный атом открыл новую эру на земле. Искусство, может быть, отстало — об этом скажут наши потомки. Но без искусства, без культуры чувств человек превратится в сверхумного робота, грубого и бездушного.

Капитан привел пример из истории становления фашистской Германии, когда передовая в техническом отношении страна породила миллионы головорезов, готовых залить кровью весь земной шар.

…Между тем Варвара Васильевна продолжала о посадках:

— Надо узнать, какие деревья больше выделяют кислорода и прочих целебных веществ, и посадить эти деревья под окнами палат для больных.

— Посадите сосну, — посоветовала мама.

— Ну что же, добре, — она сказала это слово так же, как и Семенихин, растягивая певуче гласную, и посмотрела на Люсю тоже по-семенихински, пытливо, с прищуром. — Я согласна.

Посидев еще немного, Варвара Васильевна стала собираться домой.

— Вы когда едете? — спросила она маму.

— В воскресенье. Насчет садовника не беспокойтесь, схожу.

— Что вы! Я спросила так. Может, вам что нужно?

— Ничего не нужно. Вы и так столько сделали для детей, — мама посмотрела на тахту и на другие подарки. После того как ей стало известно, что затея с подарками принадлежит женсовету, что женщины ходят в подшефный колхоз — полоть кукурузу, она стала другого мнения об офицерских женах.

ЗЕЛЕНЫЙ ШУМ

Воскресный день был словно по заказу — теплый, солнечный. И если бы не желтые листья, медленно падавшие с деревьев, ни за что бы не подумал, что наступила осень.

Было без четверти десять, когда за мной зашел Кобадзе с лопатой в руках. Галстук к рубашке у него был прикреплен с помощью авторучки. Иначе ее некуда было девать. Я заметил, что так делали многие летчики, с тех пор как разрешено было ходить по гарнизону без тужурок.

— Как он там, готов? — спросил капитан у Люси через открытое окно.

— Почти, — Люся улыбнулась, — бреет под носом. Сейчас идет.

Капитан сел на залитые солнцем приступки крыльца и достал трубку. Люся вынесла ему спички.

— Ну а вы с Нонной Павловной за елочками?

— За соснами, — Люся сама зажгла спичку и протянула капитану.

— В городской питомник?

— Да.

— Выбирайте хорошие.

— Постараемся.

— Ты скоро, свет Алеша? — Кобадзе постучал лопатой по оконной раме. Я чувствовал себя у зеркала как на иголках, мне хотелось, чтобы Люся вошла в комнату. Не мог же я при капитане сказать ей, как она должна быть осторожна, не напрягаться, — все-таки она будущая мать.

Капитан чертил на земле треугольники.

— Вы, Люся, не очень-то там усердствуйте, — он словно прочитал мои мысли. Но откуда ему все известно? Вот бестия! — Без привычки это вредно.

— Что вредно? — Люся не понимала намека.

— Ну, вообще, — капитан покрутил в воздухе пальцами.

— Что вообще? — Люся засмеялась. — Вы сейчас такой чудной.

Я вышел на крыльцо.

— Ну мы пошли. Когда тебя ждать из города?

— К вечеру. Нам еще хочется зайти в Дом офицеров. И тут я вспомнил про пальто.

— Не забудь зайти в ателье.

— В какое ателье?

— Ты же хотела сшить новое пальто.

На лице Люси мелькнул непонятный мне испуг. Она сжала руки на груди и деланно улыбнулась.

— Ах, забыла. Я раздумала.

— Серьезно, раздумала?

— Ну да. Пальто еще послужит. Пальто совсем хорошее. А эти деньги мы пошлем родителям.

— Ну как хочешь.

Свои решения Люся меняла в последнее время на дню по два раза, и я привык к этому. Нет, я даже радовался, что было так, а не иначе. В книжечке «Мать и дитя», которую кто-то из друзей подарил Люсе на свадьбе, мне удалось найти объяснение ее поступкам. Все это, оказывается, было свойственно женщине в ее положении.