Перегон - [6]

Тюком служила обычная наволочка, она была плотно набитая разными вещами:

— Это наши бабы вяжут… — пояснила Дядя Гриша, — распускают казённые одеяла на нитки и смотри вот, — она достала из наволочки пару носок, затем серую жилетку, — передай Аркадию Петровичу, он раздербанит…

Тем времен Ириска принесла завёрнутую в шерстяной платок, полулитровую банку чифиря и поставила её на освободившуюся тумбочку. Характерный терпкий запах, приятно ударил в нос.

— А это вам от меня, — Саша протянул смотрящей три пачки папирос и коробок спичек.

Дядя Гриша первый раз улыбнулась, показав редкие зубы.

— А вот это хорошо, с табаком здесь тяжело, — она положила одну пачку на нары, а две протянула Ириске, — передай Райке-Артистке, пускай поделится со всей шоблой.

— И ещё, я бы хотел…

— Знаю-знаю, — она прервала его и сделала маленький глоток.

Вагон внезапно перестал раскачиваться, только легко, едва заметно вздрагивал, усыпляя пассажиров поневоле. От крепкого напитка, кровь в жилах пульсировала в такт колёсам. Дядя Гриша прикрыла веки от удовольствия. На них выступила синяя надпись: «Не буди». Когда с чифирем было покончено, Саша знал всё, что ему было нужно. Дядя Гриша обещала переправить ответ малявой.

В тамбуре Сашу терпеливо ждал конвоир Кошлатый. Возле сетки, скрестив руки на груди и облокотившись не стену стояла высокая худосочная женщина. На ней была транзитная роба — синий комбинезон с длинными рукавами и светлый платок, завязанный на затылке. Две верхние пуговицы робы были расстёгнуты. Из разреза выглядывал край татуировки — чуть приоткрытый бутон тюльпана, означающий, что 16 лет её носительнице, исполнилось в местах лишения свободы. Легкомысленно сдвинув фуражку на затылок, Кошлатый пылко ей что-то шептал, а потом перевёл дыхание и вслух добавил:

— Ну так договорились, Беда? Ты меня знаешь, я тебя не обижу, будет пузырь и тушёнка.

— Хороший ты парень, сержант Микола! — наводчица по кличке Беда, обожгла конвоира глазами.

— Я вообще-то, — Кошлатый сдул с погона невидимую пылинку, — старший сержант!

— Это по званию ты старший сержант, а по жизни, ещё та сука! — не меняя интонации выругалась зэчка.

— Не понял, — от неожиданности, Кошлатый громко икнул.

— Хотел Светку-Беду на желудок купить? Ну-ка вали отсюда, пока тебе здесь зенки не выключили, — она зло улыбалась, обнажив верхний ряд крепких зубов.

У двери вагонзака Саша оглянулся, Дядя Гриша стояла, положив морщинистые руки на стальную сетку и смотрела ему вслед, стёкла очков тускло блестели…

Всю дорогу Микола Кошлатый нещадно материл женщин. В последнем тамбуре Саша резко остановился и старший сержант не рассчитав дистанции, налетел на его спину. Зэк повернулся, крепко взял его за отворот шинели, сильно встряхнул и оттолкнул вертухая к противоположной стенке.

— Тебя Кошлатый, будто не мама родила…

— Братанок, ты чё? — Микола испуганно округлил глаза.

— Твои братанки по ту сторону Амура, рис косят…

* * *

Колёса сдвоенным ритмом монотонно долбили рельсы, равнодушно поскрипывали шпалы и путевые костыли, отголоски дизелей разлетались над сонным лесом. В вагоне было душно натоплено. Свет керосинки едва пробивался сквозь густое облако табачного дыма, собравшегося под потолком.

Зэки не спали. Заложив руки за голову, домушник Сидор рассказывал захватывающую историю.

— Было дело акурат под Новый Год, в городе Великий Устюг, хотя и не город это вовсе, а так, посёлок — народ не просыхает, легавые звереют… Погоняло у кореша моего было Косяк, он это… Уважаемый кент был, на угловых шконарях клопа давил, хотя и вправду косил, смотрел вроде прямо, а видел за угол. Короче он где-то надыбал прикид Деда Мороза, шапку, бороду, валенки — оделся, ну вылитый Мороз, будто с новогодней открытки. А Устюг этот, считается Родиной Деда Мороза и он у них там это… Ну в авторитете чтоили. Вобщем накупил Косяк игрушек на червонец, сложил в мешок красный и пошёл по квартирам, вроде значит это… Поздравлять малолеток, а сам всё по сторонам зыркает. А люд наш сам знаешь какой, доверчивый и хлебосольный, за каждой дверью наливают народному любимцу, закусон подносят. Косяк по началу отказывался, мол нельзя на работе, а потом видит, что население недоверчиво и даже подозрительно относится к непьющему Деду Морозу и понял, что лучше будет выпить, заодно и бдительность хозяев притупить.

Короче за день наметил он парочку упакованных квартир и уже вроде назад, в малину ринулся, но видит в мешке ещё одна игрушка. Почесал он репу и дай думает зайду в последний подъезд, не пропадать же Чебурешке. Заходит в лифт, жмёт наугад этаж повыше, выходит на лестничную площадку, там четыре двери. Надо сказать, что к тому времени был Косяк уже крепко пьяным и с трудом держался на ногах. Да и время уже было позднее, к одиннадцати, через час Новый Год. Вобщем звонит он, дверь открывается, из глубины доносится праздничный шум, пахнет пельменями и самогоном, народ торопливо провожает старый год. Косяк вваливается в узкий коридор, он бедолага намаялся за день, красная шуба стала похожа на заношенный халат, шапка съехала на затылок, всклокоченная борода набилась в рот. И он значится это… Дурным голосом требует рассказать новогодний стишок. Единственный, кто ещё может связно говорить, это открывший дверь хозяин. Он цепляясь за стены вылазит на табурет и задев головой лампочку, начинает громко читать «Мцыри». Тут Косяк видит, что в квартире пусто, как в сломавшемся ночном троллейбусе. Не дослушав поэзию, он вручает хозяину пучеглазую зверушку и начинает пробираться к двери. По дороге он случайно валенком задевает табурет. Сначала падает Чебурешка, за ним летит хозяин. Косяк рвётся к двери и уже у цели и почти успевает выскочить, тут ему на спину опускается пудовый кулак, некстати отрезвевшего хозяина. Запутавшись в шубе Дедушка Мороз падает, его больно топчут ногами по рёбрам, подоспевшие на помощь гости. Очнулся мой кореш на ступеньках, кости болят,