Перегон - [32]

Только-только очередь у Вадима подошла, и он стал прикидывать, что же ему купить, как разом распалась плотная шумная группа шоферов, скорым шагом разошлись они по своим автомобилям, и заурчали радостно моторы, зажили настоящей своей трудовой жизнью, и казалось, весело и довольно от этого они шумели, переговаривались друг с другом, похвалялись радостью своей, Одна за другой стали разъезжаться машины. Элегантно они отъезжали, чуть с шиком, чуть с форсом. Приятно было смотреть, как они срываются с места, выруливают на мостовую. Вадим бросил, не глядя, монетку в тарелочку, киоскеру, обронил коротко: «Советский экран».

И увидел, как пошла машина Виктора, и забыл мгновенно и о журнале, и о деньгах, отбежал стремительно от киоска, прыгнул на мостовую, заголосовал отчаянно. Виктор его заметил и приближался теперь, замедляя ход.

Вадим открыл дверь, но садиться не спешил, знал по опыту, что сначала лучше спросить, повезут ли его туда, куда ему надо, а то ведь у таксистов другие на эти часы могли быть планы — заказы и прочее. Он заранее уже приготовился, что сказать, какое место назвать — далеко, почти за городом, чтобы подольше ехать, чтобы время было человека этого разглядеть, попробовать хотя бы чуть-чуть в сути его разобраться, угадать, как с ним себя вести надо.

— В Сосновое, — сказал Вадим, нагнувшись и заглядывая в кабину. Мятое, отечное и недовольное было лицо у Виктора. Он посмотрел на Вадима с таким видом, словно проглотил за секунду до этого что-то непонятное по вкусу — то ли горькое, то ли кислое, то ли, наоборот, сладкое, и сейчас вот прислушивался, сморщившись, к своим ощущениям.

— Можно, — ответил он, с усилием разгладив лицо. — Садись, земляк.

Сиденье зычно крякнуло под Вадимом, а потом смешно заухало и зашептало, когда он потянулся, чтобы закрыть дверь. Дверь звонко прихлопнулась, и в машине что-то задребезжало.

— Больно же, — мрачно сказал Виктор, хрустнув рукояткой скоростей.

— Чего? — не понял Вадим.

— Больно ей, — сказал Виктор, — когда бьешь…

— Это вы о двери? — спросил Вадим.

Таксист промолчал. А Вадим погладил стекло, потом обшивку двери, потом панель и попросил:

— Извини.

Витя покосился на него и ухмыльнулся. «Молодец», — сказал себе Данин.

Потом они еще минут десять крутились по переулкам, беспорядочным, мелким и пустынным. До Соснового было далеко, но Вадим решил, что пора начинать. Чтобы почувствовать себя свободней, он развалился на сиденье и закинул левую руку за спинку. Этого ему показалось мало, и он нацепил скептическую усмешку. Но сидеть стало неудобно, а усмешка показалась дубоватой. Он опять, скрипя, завозился на сиденье. Витя подозрительно посмотрел на него, а потом после паузы спросил:

— Закурить есть?

Вадим обрадовался, но виду не подал, неторопливо полез в карман. Витя поковырялся толстыми, волосатыми пальцами в пачке «Винстона», вытянул сигарету, спросил:

— Родные?

— Ага, — кивнул Данин. — Родные.

— Где берешь? Здесь? Привозные?

— Привозные. Подарок. Из Финляндии…

— Из Финляндии, — усмехнулся Витя и пошевелил губами, собираясь плюнуть, но не плюнул, а сказал: — Ну, ну…

— Что «ну-ну»? — беззлобно спросил Вадим. — Думаешь, вру?

— Нет. Молодость вспомнил, — ответил Витя, неотрывно глядя перед собой. (Данину показалось, что Витя смотрит не на дорогу, а на чистенький, не заляпанный еще капот. Как бы не вмазаться, подумал, и поежился.)

— Понимаешь, земляк, — опять заговорил Витя. — Я же бывал в этой самой Финляндии. Два раза. Вот как.

— По туристической?

— Не…

— В командировке?

— Ага, — гордо сказал таксист.

— Ух ты! — восхитился Вадим и подумал, как бы не перегнуть. — Это таксистов теперь в командировки за границу посылают? За опытом, что ли?

— Таксистов, — брезгливо усмехнулся Витя. — Таксистов посылают на… Кучер, он и есть кучер…

— Ну это ты чересчур, — вступился Данин за славных таксистов.

— Кучер, — упрямо повторил Витя.

— Так как же ты ездил? — Данин решил не спорить. — Другая профессия была? Что-нибудь дефицитное?

— Профессия так же, при машинках, — сказал Витя. — Но там была работа, азарт, деньги и классные бабы. Мужицкая работенка была.

Вадим вдруг догадался:

— Гонщик? Раллист?

— Раллист, — сказал Витя и с достоинством посмотрел на Данина. Глаза у таксиста было мутно-розовые и почти без зрачков. «Как у борова. Пьет, верно, вглухую», — подумал Данин и отвел взгляд.

— Я вторым человеком был после директора. На автозаводе на меня молились. Я им престиж делал и знамена разные. На мне бабы гроздьями висели. Я жил, я дышал…

Витю прорвало. Он нес все подряд (бессвязно перескакивая с одного на другое): про трассы, по которым гонял, про города, где бывал, про гостиницы, где ночевал, про рестораны, в которых кутил, про тренеров, про женщин, про шмотки. Он пьянел от своего рассказа.

— А что потом? — прочувствованно спросил Вадим.

Витя отдышался и нехотя проговорил:

— Потом втюрился, как… Болел аж, аж температура была. Во как втюрился. А она… с другим. Я их застукал. Сначала жить не хотел, а потом того самого, — он щелкнул себя пальцем по горлу. — Ну и того… Короче, кучер он и есть кучер.

Когда таксист поднял руку, Вадим заметил на ней крап. Он видел уже такой однажды.