Перед вратами жизни - [37]
Я затыкаю уши.
В утятнике последний крик моды — ловля лягушек. Когда поймают две дюжины, их складывают в консервную банку. Головы отрывают сразу же, еще во время ловли, затем вычищают внутренности.
— Все остальное можно есть! — наставляет меня специалист. — Мясо нежное, как у голубей! Бульон такой же жирный, как и куриный!
У кого хорошие отношения с Франтеком, настоящим цербером, тот может на десерт поесть крапивы. Франтек топит печь, стоящую на лужайке. Там стерилизуют бинты для раненых. Франтек милостиво разрешает поставить консервную банку с крапивой на плиту рядом с кастрюлей, полной бинтов. Крапива очень вкусная! Образующуюся при варке бурую жидкость сливают.
— Это же сплошная синильная кислота! — говорят эксперты и тайком уплетают по три миски крапивы. Почему тайком? Медсестра запретила нам употреблять в пищу что-то другое, кроме того, что дают с официальной кухни. По ее словам, мы и так хорошо питаемся в госпитале!
Боже милосердный! Как будто можно досыта наесться этими крошечными воробьиными порциями!
Хотя, собственно говоря, сестра права. Однажды ей показали некоего Тони, который выблевал живую лягушку, когда ему стали массировать живот.
К тому же этот Тони через некоторое время умер, потому что больше не ел свой хлеб. Под его тюфяком нашли десять паек хлеба.
— А вдруг меня опять отправят куда-нибудь! Однажды во время транспортировки по железной дороге я так голодал! — часто говаривал этот Тони. Из-за этой навязчивой идеи он и умер.
Над нашим садом встает солнце.
— Разве скажешь, что они когда-то были людьми? — с горечью говорит Вольфганг.
— Тебе знакома картина «Сад дома для умалишенных»? Полотно Винсента Ван Гога? — обращаюсь я к Вольфгангу.
Многим из нас тоже сильно досталось! Некоторым даже лень надевать форму. Они слоняются вокруг в одних рубашках и кальсонах. На русских кальсонах внизу пришиты тесемки. Эти тесемки волочатся за ними по земле. Часто эти полураздетые существа кутаются в одеяло, которым они укрываются во время сна. Словно грязные индусы. Сбившись в группы, они сидят, съежившись, на корточках. Они подразделяются на различные подгруппы.
Лучшие из них вырезают трубки из березы или лопаточки, которые используют при осмотре горла, для толстого санитара, бегающего вокруг в своем белом халате, словно большой начальник. Каждое утро он осматривает воспаленные от голода глотки пленных:
— Открой рот еще шире! Скажи «а-а-а»!
Каждое утро по двести раз!
Другие просто молча сидят на корточках в своих индийских одеяниях. Со страдальческим выражением лица они поднимаются только тогда, когда унтер-офицер кричит:
— Построиться для осмотра на вшивость!
Медсестра внимательно осматривает каждую рубашку.
— Вошь есть? — очень серьезно спрашивает она. Так она опрашивает каждого трижды в день!
— Это же настоящий сад дома для умалишенных. Как на картине Винсента Ван Гога! — бормочу я себе под нос.
Солнце поднимается все выше. Трава, на которой мы лежим, уже успела выгореть под палящими лучами солнца и примялась.
Один из этих молчаливых мыслителей с озабоченным видом спрашивает меня:
— Когда нам однажды будет суждено вернуться домой, как бы война ни закончилась, нас, видимо, ожидает инфляция? Как ты думаешь?
Он не думает постоянно об одном и том же: «Я хочу есть! Когда же принесут хлеб? Я хочу есть! Когда же принесут хлеб?»
Он думает последовательно: «Сейчас мне плохо. Я в плену у Ивана! В Германии сейчас тоже плохо! Родину бомбят. Потери на фронте велики. Если мы проиграем войну, будет плохо. Нас, военнопленных, не отпустят домой. Это очень плохо! Но если мы выиграем войну, будет истрачена куча денег. Они будут вынуждены допустить инфляцию! А от этого всем опять будет очень плохо!»
Пессимизм, словно опасная болезнь, разъедает мозг.
Почему мне все так надоело? Почему у меня кружится голова? Я часто пропускаю тот момент, когда в обед за пляшущим в глазах штакетником появляется ящик с черным хлебом. Разве эти поднимающиеся с земли люди не пьяны? Они механически бредут к ящику с хлебом.
Словно пульсирующая спираль, очередь из двухсот голодных пленных извивается вокруг этого вожделенного ящика. Один только запах свежеиспеченного хлеба может кого угодно свести с ума!
Разве существует что-либо более желанное, чем хлеб?
Раздатчик хлеба ритмично опускает руку в ящик. Вынимает кусок за куском!
Очередь ритмично продвигается вперед. Шаг за шагом! Иногда возникает заминка. Всего лишь на секунду! Очевидно, перед раздатчиком оказался кто-то из его друзей.
— Вы видели! — кричит толпа. — Этому он дал горбушку! Хотя до горбушки очередь еще не дошла!
Разве не все куски хлеба одинаковы?
Кто-то соорудил себе весы из веточек ивы. Он каждый раз перевешивает свою порцию. По утрам двести граммов белого хлеба. На обед четыреста граммов черного. Все всегда соответствует норме.
Однако каждый хочет получить непременно горбушку!
— Дружище, это же очевидно! Горбушка лучше пропечена, она более поджаристая. С ней ты получаешь больше муки!
— Достанется ли мне горбушка? Достанется ли мне когда-нибудь горбушка?!
Возникает не сравнимое ни с чем напряжение. Горбушка превратилась в миф русской эпохи!
В книге Марии Стикко, переведенной с итальянского, читатель найдет жизнеописание святого Франциска Ассизского. Легкий для восприятия слог, простота повествования позволяют прочесть книгу с неослабевающим интересом. При создании обложки использована картина Антониса ван Дейка «Св Франциск Ассизский в экстазе» (1599 Антверпен - 1641 Лондон)
Первый в истории Государственный еврейский театр говорил на языке идиш. На языке И.-Л. Переца и Шолом-Алейхема, на языке героев восстаний гетто и партизанских лесов. Именно благодаря ему, доступному основной массе евреев России, Еврейский театр пользовался небывалой популярностью и любовью. Почти двадцать лет мой отец Соломон Михоэлс возглавлял этот театр. Он был душой, мозгом, нервом еврейской культуры России в сложную, мрачную эпоху средневековья двадцатого столетия. Я хочу рассказать о Михоэлсе-человеке, о том Михоэлсе, каким он был дома и каким его мало кто знал.
«Литературная работа известного писателя-казахстанца Павла Косенко, автора книг „Свое лицо“, „Сердце остается одно“, „Иртыш и Нева“ и др., почти целиком посвящена художественному рассказу о культурных связях русского и казахского народов. В новую книгу писателя вошли биографические повести о поэте Павле Васильеве (1910—1937) и прозаике Антоне Сорокине (1884—1928), которые одними из первых ввели казахстанскую тематику в русскую литературу, а также цикл литературных портретов наших современников — выдающихся писателей и артистов Советского Казахстана. Повесть о Павле Васильеве, уже знакомая читателям, для настоящего издания значительно переработана.».
Перед Вами история жизни первого добровольца Русского Флота. Конон Никитич Зотов по призыву Петра Великого, с первыми недорослями из России, был отправлен за границу, для изучения иностранных языков и первый, кто просил Петра практиковаться в голландском и английском флоте. Один из разработчиков Военно-Морского законодательства России, талантливый судоводитель и стратег. Вся жизнь на благо России. Нам есть кем гордиться! Нам есть с кого брать пример! У Вас будет уникальная возможность ознакомиться в приложении с репринтом оригинального издания «Жизнеописания первых российских адмиралов» 1831 года Морской типографии Санкт Петербурга, созданый на основе электронной копии высокого разрешения, которую очистили и обработали вручную, сохранив структуру и орфографию оригинального издания.
Михаил Евграфович Салтыков (Н. Щедрин) известен сегодняшним читателям главным образом как автор нескольких хрестоматийных сказок, но это далеко не лучшее из того, что он написал. Писатель колоссального масштаба, наделенный «сумасшедше-юмористической фантазией», Салтыков обнажал суть явлений и показывал жизнь с неожиданной стороны. Не случайно для своих современников он стал «властителем дум», одним из тех, кому верили, чье слово будоражило умы, чей горький смех вызывал отклик и сочувствие. Опубликованные в этой книге тексты – эпистолярные фрагменты из «мушкетерских» посланий самого писателя, малоизвестные воспоминания современников о нем, прозаические и стихотворные отклики на его смерть – дают представление о Салтыкове не только как о гениальном художнике, общественно значимой личности, но и как о частном человеке.
В книге автор рассказывает о непростой службе на судах Морского космического флота, океанских походах, о встречах с интересными людьми. Большой любовью рассказывает о своих родителях-тружениках села – честных и трудолюбивых людях; с грустью вспоминает о своём полуголодном военном детстве; о годах учёбы в военном училище, о начале самостоятельной жизни – службе на судах МКФ, с гордостью пронесших флаг нашей страны через моря и океаны. Автор размышляет о судьбе товарищей-сослуживцев и судьбе нашей Родины.
Механик-водитель немецкого танка «Тигр» описывает боевой путь, который он прошел вместе со своим экипажем по военным дорогам Восточного фронта Второй мировой войны. Обладая несомненными литературными способностями, автор с большой степенью достоверности передал характер этой войны с ее кровопролитием, хаосом, размахом уничтожения, суровым фронтовым бытом и невероятной храбростью, проявленной солдатами и офицерами обеих воюющих сторон. И хотя он уверен в справедливости войны, которую ведет Германия, под огнем советских орудий мысленно восклицает: «Казалось, вся Россия обрушила на нас свой гнев и всю свою ярость за то, что мы натворили на этой земле».
Это книга очевидца и участника кровопролитных боев на Восточном фронте. Командир противотанкового расчета Готтлоб Бидерман участвовал в боях под Киевом, осаде Севастополя, блокаде Ленинграда, отступлении через Латвию и в последнем сражении за Курляндию. Четыре года на передовой и три года в русском плену… На долю этого человека выпала вся тяжесть войны и горечь поражения Германии.
Ефрейтор, а позднее фельдфебель Ганс Рот начал вести свой дневник весной 1941 г., когда 299-я дивизия, в которой он воевал, в составе 6-й армии, готовилась к нападению на Советский Союз. В соответствии с планом операции «Барбаросса» дивизия в ходе упорных боев продвигалась южнее Припятских болот. В конце того же года подразделение Рота участвовало в замыкании кольца окружения вокруг Киева, а впоследствии в ожесточенных боях под Сталинградом, в боях за Харьков, Воронеж и Орел. Почти ежедневно автор без прикрас описывал все, что видел своими глазами: кровопролитные бои и жестокую расправу над населением на оккупированных территориях, суровый солдатский быт и мечты о возвращении к мирной жизни.
Генерал-майор ваффен СС Курт Мейер описывает сражения, в которых участвовал во время Второй мировой войны. Он командовал мотоциклетной ротой, разведывательным батальоном, гренадерским полком и танковой дивизией СС «Гитлерюгенд». Боевые подразделения Бронированного Мейера, как его прозвали в войсках, были участниками жарких боев в Европе: вторжения в Польшу в 1939-м и Францию в 1940 году, оккупации Балкан и Греции, жестоких сражений на Восточном фронте и кампании 1944 года в Нормандии, где дивизия была почти уничтожена.