Перед лицом Родины - [109]

Низко опустив голову, сидел Сазон за столом и раздумывал невеселую думу. Вот оно ведь какое дело-то. Вся жизнь, выходит, его искалечена. Оклеветали, посадили в тюрьму, как будто все шло к хорошему, реабилитировали его, оправдали. Рвался он домой, к семье. А оказывается, у него и семьи-то нет. Нет жены, нет и детей…

Насупив черные красивые брови, Сидоровна с сосредоточенным видом расставила на столе закуски, графинчик с водкой.

— Никонович, — сказала она, строго глянув на Незовибатько. — Садись вот и угощай своего друзьяка…

Натянув на ноги валенки, Незовибатько подошел к Сазону.

— Друже, — заглянул он ему в глаза. — Полчанин дорогой, с освобождением тебя… Поздравляю, родной!.. Поздравляю!.. Давай поцелуемся, брат.

Сазон хмуро глянул на своего друга, хотел выругаться. Но вместо этого порывисто поднялся, обнялся с Незовибатько.

— Давай!

Они крепко прильнули друг к другу.

Старуха хихикнула и смахнула с глаз слезинки. Разгладились морщины на лбу у Сидоровны, она заулыбалась. И куда только и девалась напряженность. Всем вдруг стало легко и радостно.

— Знай, Сазон, я тебе друг навечно, а потому и рад тебе.

— Друг-то друг, — проронил тихо Сазон. — Но дружба от недружбы всегда близко живет…

— Садись к столу, — пригласил Незовибатько.

Сазон подсел.

— Не знаю, как тебя тут считать, — сказал он, — горько усмехаясь, то ли гость, то ли… — Он не досказал.

— Садись, Сидоровна, и ты, — махнул рукой Незовибатько. — Выпьем да поздравим Сазона Мироновича с освобождением… А потом посоветуемся, как быть…

Сидоровна, сосредоточенно поджав губы, словно боясь, что они разожмутся помимо ее воли и она наговорит здесь такого чего-нибудь неподобающего в такую серьезную для ее жизни минуту, подсела тоже к столу. Она украдкой жалостливо поглядывала на Сазона и вздыхала.

Незовибатько дополна налил четыре стаканчика.

— Мамаша, — сказал он старухе, — подсаживайтесь и вы.

Старуха не заставила себя упрашивать и охотно присоединилась к сидящим за столом.

— Ну, друзья мои, — сказал Незовибатько, оглядывая компанию, давайте поздравим Сазона Мироновича с благополучным возвращением в свой родительский дом и пожелаем ему благополучия и здоровья на многие-многие годы…

Все стали чокаться с Сазоном, поздравлять его, а потом выпили.

— Спасибочко за доброе слово, Конон Никонович, — проникновенно проговорил Сазон. — Спасибо, Сидоровна, и тебе за ласку и угощение… Спасибо и тебе, мамуня, за твою приветливость ко мне… Желаю я вам всем тоже хорошего здоровья и благополучия в жизни вашей. Жизнь меня, дорогие, потрепала здорово… Да разве ж меня одного?.. Многие страдали зазря… Ну, слава богу, партия да власть наша разобрались… Повыпущали невинный народ… Налей-ка, Никонович, еще по одной… А то так это, без водки, и слово не клеится…

Незовибатько охотно наполнил рюмки.

— Допрежде того, как выпить, — промолвил снова Сазон, — я хочу спросить вас, как же мы теперь будем жить, а?.. Все, конешно, я понимаю и сознаю, но все-таки как-то чудно получается: одна жена, а два мужа. Так не гоже, не бывает, людям на смех… Мы не татары и не турки, где, мол, имеют по нескольку жен али мужей… Я ни в коем разе не хочу обвинить Сидоровну в том, что она при живом муже вышла за другого. Так уж это получилось, потому как время ныне такое, все помутилось…

— Говорили, сынок, что тебя нет вживе, — проныла старуха.

— Ну, вот, тем более, — продолжал рассудительно Сазон. — Человек она молодой, без мужа ей жить трудно… Лучшего мужа, как Конон Никонович, ей не сыскать… Вот я и хочу выпить за их здоровье.

Все выпили, настороженно ожидая, что скажет еще Сазон. И он сказал:

— Все это хорошо. Но а все, какой же конец всему будет, а?.. Узел завязался накрепко, а вот как теперь его будем развязывать? И кто его будет развязывать?.. Ты, что ли, Конон?..

— Нет, — помотал тот головой. — Развязать этот узел должна Сидоровна…

— Верно, — согласился Сазон. — Нехай делает выбор… Либо со мной, либо с тобой… Середины тут не может быть…

— Нет, середины не может быть, — сказал и Незовибатько. — Если ей желательно жить с тобой, пусть скажет… Я сейчас же чемодан в охапку, пожелаю вам доброй жизни и айда… Уеду к себе, на Донбасс… А если, к тому, скажет, что желает жить со мной, то что же, я ее не оставлю… Как-никак, а ребятонок у нас с ней прижит, — указал он на люльку, привешенную к потолку, в которой мирно посыпывал младенец. — Никуда не денешься… Переедем на квартиру. Говори свое слово, Сидоровна, — устремил на нее взгляд своих серых глаз Незовибатько.

— Говори, Сидоровна, — поддержал и Сазон. — В тебе весь вопрос.

— Гутарь, сношенька, — пролепатала опьяневшая свекровь. — Выбирай из двух мужьев одного, с каким, мол, будешь век свой доживать…

Полными слез глазами глянула молодая женщина на Незовибатько, перевела затуманенный взгляд на Сазона и, подавляя рыдание, схватила жакет, выбежала во двор.

Незовибатько хотел было пойти вслед за ней, чтобы успокоить, но его задержал Сазон.

— Не замай ее. Пусть подумает. Подождем. Придет, скажет, что надумала. Налей водки.

— Как бы чего не натворила…

— Не беспокойся, — махнул рукой Сазон. — Она ведь не дура…

Они выпили. Сазон стал рассказывать о своей тюремной жизни. Слушая его, Незовибатько жалостливо покачивал головой. Мать то и дело в ужасе всплескивала руками.