Перед лицом Родины - [5]

Гарсон недоуменно вздернул плечами и, получив заказ, отошел от них.

Все время, пока Воробьев разговаривал с гарсоном, Константин сидел с опущенными глазами, не смея взглянуть на официанта, пряча под столом свои ноги в дырявых туфлях.

- Вы, Ефим Харитонович, - сказал. Константин, - хотели, видимо, припугнуть гарсона слово "генерал"?

- Я просто хотел внушить ему подобающее уважение к вам... А то ведь он осматривал вас с такой хамской бесцеремонностью.

- И вы думаете, что вы внушили ему это уважение? - с сарказмом спросил Константин. - Ничего подобного. Они во много раз лучше относятся к швейцарам и дворникам, чем к русским генералам-эмигрантам. Плевать они хотели напас. Если бы у меня были деньги, тогда другое дело, гарсон этот плясал бы передо мной. Я уже думал, что он меня вышвырнет на улицу. Но, кажется, обошлось.

Гарсон принес закуски и абсент и, по-прежнему недоверчиво и неприязненно поглядывая на Константина, расставил все на столе. Воробьев налил абсента в рюмки.

- За ваше здоровье, Константин Васильевич! - сказал он, чокаясь.

Константин, не ответив, залпом выпил и с жадностью принялся есть суп, давясь и обжигаясь. Воробьев жалостливо смотрел на него.

Воробьеву очень хотелось узнать, как же это его бывший грозный начальник, в прошлом могущественный человек при донском атамане, дошел до такой жизни? Но расспрашивать об этом было неудобно. Чтобы как-то нарушить тягостное молчание, Воробьев заговорил:

- Вы знаете, Константин Васильевич, вот то самое кафе, в которое мы вначале собирались зайти, французы называют "бистро". Название это происходит от русского слова "быстро". В Отечественную войну 1812 - 1814 годов, когда наши войска вместе с союзными вошли в Париж, казаки атамана Платова расположились бивуаком на Елисейских полях. В одном из кафе обосновался тогда штаб казачьего корпуса. Из штаба часто выбегали бравые казачьи офицеры и, подзывая к себе красочно обмундированных казаков, отдавали им распоряжения, прикрикивая при этом: "Быстро! Быстро выполняй!" Это звучное русское слово понравилось французам, которых всегда толпилось около штаба множество. Не вдаваясь в смысл этого слова, они это кафе назвали "бистро"... А потом, впоследствии, уже и все парижские кафе стали так называться...

- Занятно, - не переставая есть, пробурчал Константин, рассеянно слушая своего бывшего адъютанта.

Ел Константин долго и много. Наевшись и слегка опьянев после нескольких рюмок абсента, блаженно улыбнулся, взял сигарету у Воробьева и закурил. Откинувшись на спинку стула, он запрокинул голову, затянулся.

- Хорошая, крепкая сигарета. Даже в голову ударяло... Я сейчас думаю о том, до чего же мало человеку нужно. Вот наполнил я свой желудок до отказа, выпил абсента, закурил - и ожил, и тяжелые мысли меня покинули. А ведь завтра я опять - бездомный бродяга, голодный, бесприютный... Снова будут терзать меня мысли о самоубийстве... Ведь я на днях уже совсем было решил броситься с моста в Сену. Даже написал своим родным на Дон прощальное письмо...

- Что у вас такое мрачное настроение? - спросил Воробьев. - Жизнь, мне кажется, уж не так плоха и на чужбине.

- Да, это потому она вам кажется хорошей, - озлобленно усмехнулся Константин, - что вы молоды, красивы, здоровы. Вы замечаете, что своей цветущей внешностью вы привлекаете внимание хорошеньких барышень и молодых женщин. У вас в кармане звякают деньги, и вы завтра не будете голодным... Вы знаете, что вам не придется спать на грязной платформе метро, подстелив под себя газету... Да, поэтому она, конечно, кажется вам хорошей. Когда-то и я, дорогой, тоже был оптимистом, лет так десять тому назад. Я тоже думал, что жизнь - чудесная вещь. А теперь я весь свой оптимизм растерял и думаю, что жизнь - самая прескверная штука для того, кому в жизни не везет, кто уже стар, кто своей персоной не привлекает женских взглядов, у кого в кармане пусто и кому даже выспаться негде...

Воробьев подавленно слушал Константина.

- Константин Васильевич, - сказал он. - Как можно было дойти до такого положения? Ведь вы всегда были предприимчивым человеком. Я вам постоянно завидовал и старался во всем подражать... Я помню, какая чудесная была у вас жена. Настоящий ангел...

- Замолчите! - выкрикнул Константин. - Она... она... подлая женщина, шлюха! Вот тогда еще, когда я, по вашему мнению, был блестящим, предприимчивым, она уже жила с любовником-иностранцем... А потом сбежала с ним от меня.

- Вот так! - растерянно протянул Воробьев. - А я-то... тогда... мальчишка, без ума от нее был... Думал - богиня. Где же она сейчас?

- Не интересовался...

- Константин Васильевич, надо вам чем-то заняться, - горячо сказал Воробьев, потрясенный его рассказом. - Вы простите меня, я человек правдивый... Хотя вы мне были и не совсем симпатичны раньше, но я вас так не оставлю. Я должен что-то сделать для вас...

- Не знаю, Воробьев, чем вы могли бы мне помочь, - с горечью произнес Константин, снова наливая себе рюмку абсента. - За границей я все делал... В Стамбуле был хамалом и таскал на своей спине огромные тяжести до тех пор, пока не нажил грыжу. В Неаполе чистил сортиры, в Сорренто пробовал служить официантом в прескверной харчевне, но не угодил хозяйке, и она меня прогнала. В Париже на вокзале Сен-Лазар работал носильщиком...