Перебежчики. Заочно расстреляны - [124]

К концу лета 1992 года у Баранова не выдержали нервы. Посчитав, что на счете в австрийском банке у него должно находиться около шестидесяти тысяч долларов, Баранов решает нелегально покинуть страну. Взяв на работе 10 августа три дня отгула, он купил билет на авиарейс Москва — Вена, предварительно оформив через знакомого за 150 долларов фальшивый заграничный паспорт. Но 11 августа 1992 года при прохождении пограничного контроля в Шереметьево-2 Баранов был арестован, и на первом же допросе в военной контрразведке полностью признал свою вину.

Существует несколько версий того, как контрразведка вышла на Баранова. Первая была выдвинута контрразведкой и сводилась к тому, что Баранова вычислили в результате слежки за сотрудниками ЦРУ в Москве. Согласно этой версии, сотрудники наружного наблюдения в июне 1990 года обратили внимание на интерес оперативников ЦРУ в Москве к телефонной будке у станции метро «Кировская» и на всякий случай взяли ее под контроль. Через некоторое время в будке был зафиксирован Баранов, совершавший действия, весьма похожие на постановку условного сигнала. Спустя некоторое время Баранов вновь появился у той же будки, после чего его взяли в оперативную разработку и в момент попытки незаконного выезда из страны задержали. По второй версии Баранов попал в поле зрения контрразведки после того, как продал свои «Жигули» за 2500 немецких марок, что в 1991 году попадало под ст. 88 УК РСФСР. Еще одна версия сводится к тому, что пограничники задержали Баранова, потому что заподозрили что-то неладное с паспортом, а тот на допросе в контрразведке утратил контроль над собой и раскололся. Но наибольшего внимания заслуживает четвертая, самая простая версия: Баранова сдал все тот же О. Эймс.

После ареста Баранова началось долгое и скрупулезное следствие, в ходе которого он всячески старался приуменьшить нанесенный им ущерб. Так, он усиленно убеждал следователей, что все сведения, переданные им ЦРУ, являются «секретами Полишинеля», поскольку давно известны американцам от других перебежчиков, в том числе от Д. Полякова, В. Резуна, Г. Сметанина и других. Однако следователи с ним не согласились. По словам начальника пресс-службы ФСБ А. Михайлова, в ходе следствия было установлено, что «Баранов раскрыл разведывательную сеть родного ГРУ на территории других стран», «выдал довольно много людей, в основном связанных с ГРУ, а также агентов», «серьезно подорвал работу своего ведомства». Из-за предательства Баранова были «законсервированы» многие агенты и свернута работа с доверенными лицами, находившимися в разработке, с которыми он поддерживал контакты. Кроме того, была ограничена оперативная работа известных ему офицеров ГРУ, «расшифрованных» с его помощью американцами.

В декабре 1993 года Баранов предстал перед Военной коллегий суда Российской Федерации. Как было установлено судом, часть сведений, переданных Барановым ЦРУ, ранее уже была ему (ЦРУ) известна, а главное, что было особо подчеркнуто в приговоре, действия Баранова не повлекли за собой провала известных ему лиц. Учитывая эти обстоятельства, суд под председательством генерал-майора юстиции В. Яськина 19 декабря 1993 года вынес Баранову крайне мягкий приговор, назначив наказание ниже допустимого предела: шесть лет колонии строгого режима с конфискацией изъятой у него валюты и половины принадлежащего ему имущества. Кроме того, полковник Баранов не был лишен своего воинского звания. Определенный ему судом срок Баранов отбывал в лагере «Пермь-35».

Несмотря на провозглашенную в стране перестройку, случаи предательства со стороны сотрудников советских спецслужб продолжали иметь место. Так, в начале 1990 года вошел в контакт с ЦРУ сотрудник ПГУ КГБ Игорь Черпинский.

Черпинский был командирован в Бельгию в 1989 году в брюссельскую резидентуру КГБ под прикрытием третьего секретаря посольства. Он приехал в Бельгию вместе с женой и тяжело больным сыном, родившимся в «чернобыльском», 1986 году. Больной сын был постоянно кровоточащей раной для Черпинского, а побывав в начале 1990 года в СССР в отпуске, он воочию столкнулся с новыми реалиями советской действительности.

Используя его подавленное состояние, сотрудники ЦРУ сделали ему вербовочное предложение, обещав вылечить сына в Америке, и он не устоял. Для закрепления позиций Черпинского в резидентуре ему было подведено несколько контактов, но он отказался быть «кротом» и потребовал вывезти его вместе с семьей в США.

Седьмого марта 1990 года в пятницу, Черпинский вместе с женой, сославшись на болезнь сына, отсутствовали на праздничном концерте в посольстве, посвященном празднику 8 Марта, а после выходных не вышли на работу. На следующий день занимаемая Черпинскими квартира была вскрыта, но никаких следов присутствия хозяев обнаружено не было. Вскоре на окраине Брюсселя была найдена брошенная Черпинским машина, и теперь уже ни у кого не оставалось сомнений в том, что он бежал в США.

В обмен на предоставление политического убежища Черпинский раскрыл агентурную сеть КГБ в Бельгии. Составленный им список включал представителей самых различных профессий: политических деятелей, дипломатов, юристов, журналистов, бизнесменов, а также одного священника и одного отставного авиационного генерала. Правда, никаких доказательств их работы на советскую разведку он не представил. Вскоре после его побега бельгийская полиция арестовала одного из госчиновников, обвинив его в связях с КГБ. Но уже через десять дней он оказался на свободе в связи с недоказанностью обвинений. Кроме того, бельгийская контрразведка (СДРА), которая по показаниям Черпинского начала расследование, столкнулась с одним весьма интересным моментом. Как выяснилось, кое-кто из выданных Черпинским агентов работал не только на КГБ, но и на ЦРУ.