Перчинка - [8]
Все приютские ломали голову над тем, откуда он родом. Бились, бились, но так ничего и не узнали. Под конец все сошлись на том, что он сын Вельзевула,[2] которым суеверные женщины пугают по ночам неаполитанских детей. Эту выдумку повторяли с таким упорством, что, в конце концов, в нее поверил даже сам Перчинка, и, если у него спрашивали, кто его отец, он задирал нос и вызывающе отвечал: «Вельзевул». Приютский священник, вечно выпачканный нюхательным табаком, неряшливый старикашка, который преподавал закон божий и следил за поведением воспитанников, прослышав об этом, пришел в ужас и поднял страшный крик, хотя сам никогда не называл мальчика иначе, как «сыном диавола во образе и подобии».
За неделю Перчинка уже знал на память расположение всех комнат, какие только были в приюте, и мог бесшумно, как тень, бродить по дому, совершая свои ночные набеги на кладовую. Запасшись продуктами, он решил, что пришла пора попытаться осуществить свое великое предприятие.
Ночным сторожем в приюте работал студент университета, приехавший в Неаполь из провинции и вынужденный поступить на службу в это заведение, чтобы иметь возможность платить за учебу. Он всегда спал как убитый, и его не могли разбудить даже самые ожесточенные баталии, каждую ночь бушевавшие в дортуаре. К тому же Перчинка видел в темноте как кошка. Он так привык к вечной тьме монастырских подземелий, что прогуляться ночью по приюту было для него сущим пустяком. Эта удивительная способность Перчинки вызывала восхищение всех приютских мальчишек. Когда же они узнали, что он ни капельки не боится темноты, то прониклись к нему искренним уважением.
И вот назначенная для побега ночь наступила. Не отрывая глаз от тусклого огонька лампады, горевшей перед изображением мадонны в комнате сторожа, Перчинка спокойно ждал, пока тот уснет. Наконец сторож захрапел. За дверью, ведущей в дортуар, тоже наступила тишина, прерываемая только спокойным дыханием мальчиков.
Перчинка проворно соскочил с кровати, быстро оделся и, потихоньку спустившись с лестницы, направился в кладовую, как будто совершая свой обычный поход за продуктами. И действительно, он скоро возвратился с увесистым свертком в руках. Как видно, на этот раз мальчик решил запастись на несколько дней.
После этого Перчинка уверенно двинулся к выходу. Однако оказалось, что тяжелая парадная дверь заперта на огромный висячий замок. Бесшумно открыть его мог разве только опытный жулик. Перчинке это было не под силу.
Мальчик на минуту задержался, потом смело вошел в комнату сторожа и очутился в каморке, отделенной перегородкой от той части комнаты, откуда доносился сейчас храп студента. Открыв задвижку, он распахнул окно. Всю улицу заливал веселый голубоватый свет луны. Окно было без решетки, наверное, потому, что эта комната с самого начала предназначалась для ночного сторожа. Перчинка бесшумно соскочил на землю и не спеша двинулся по улице.
Мальчик прекрасно понимал, что если он побежит, то сейчас же привлечет этим внимание какого-нибудь полицейского. Поэтому он тихонько пересек белую от луны площадь Карла Третьего, покрепче зажав под мышкой сверток с продуктами, спокойно прошел мимо двух полицейских, которые о чем-то болтали, сидя на скамейке. Они не обратили на Перчинку никакого внимания. Пройдя еще немного, он очутился в узеньком переулке. Здесь ему все было знакомо. В переулках он чувствовал себя как рыба в воде. Переулки означали свободу. Во всяком случае, теперь он надеялся, что окончательно вырвался из тюрьмы. Перчинка шел не останавливаясь, пока не добрался до развалин монастыря. Залитые лунным светом древние руины показались ему еще роднее и ближе, чем прежде. Дружески улыбаясь, они молчаливо приветствовали своего верного обитателя. Он вернулся домой.
За его спиной раскинулся спящий город. Где-то на другом его конце спали сейчас его бывшие товарищи, которые, наверное, будут долго вспоминать таинственного Перчинку и его блестящий побег. Похрапывая, спал ночной сторож, спал и тот здоровенный надзиратель, который всегда появлялся во время обеда и ужина. У мальчика тоже начали слипаться глаза, и он поспешил добраться до укромного уголка, где у него была припасена охапка соломы. Через минуту он уже спал спокойным сном.
Нельзя сказать, что о бегстве Перчинки заговорил весь город, но кое-какой шум оно все-таки вызвало. Агенты полицейского комиссара, распоряжавшегося в Звездных переулках, даже пытались разыскивать его среди развалин старого монастыря. Но он как в воду канул. Конечно, несчастный бригадир, которому поручили сыскать мальчишку, никак не мог предположить, что тот, кого он ищет, стоит над его головой, укрывшись в темном проломе стены. Роясь среди обломков, камней, он и не подозревал, что за ним внимательно наблюдают два лукавых глаза, — ему даже и в голову не пришло, что та пыль и мелкие камешки, которые вдруг посыпались ему за шиворот, дело рук все того же неуловимого Перчинки.
На всякий случай Перчинка несколько месяцев не подавал никаких признаков жизни. Когда же наконец он открыто появился на улицах, никто уже не думал возвращать его в приют. А древние подземелья, как и прежде, служили надежным укрытием для своих молчаливых обитателей.
