Перчинка - [32]

Гигант, распростершийся у ног Везувия от Сан Джованни до Мерджеллина, залечивал раны и готовился наверстать потерянное время.

Прежде всего нужно было позаботиться о пропитании. И вот тут-то на первый план вылезли и дон Дженнаро со всей его контрабандой, и бродячие торговцы, появившиеся в невиданном количестве и наводнившие все площади, и, наконец, просто какие-то люди, которые только тем и занимались, что продавали, меняли и доставали. Улицы заполнились людьми. Они бегали, толкались, кричали, продавали, покупали. И все это в тени еще свежих развалин, под мрачными взглядами немецких солдат, которые как будто совсем и не думали убираться восвояси.

Время от времени раздавался чей-нибудь возбужденный крик:

— Германия капитулировала!

Тогда десятки голодных глаз обращались к военным складам и казармам, где расположились немцы. Чего-чего в них только не было: и продукты, и одежда, и даже танки, застывшие на изрытых окопами окраинах города.

На улицах все чаще можно было встретить итальянских солдат. С одним из них Перчинка столкнулся у самых дверей монастыря. Солдат сидел на камне, старательно отдирая с воротника звездочки. Это был молодой парень, приземистый и чернявый. Заметив остановившегося рядом мальчика, он покраснел.

— Говорят, немцы всех нас собираются того… упечь куда-то… — словно оправдываясь, заговорил солдат. — А мне это ни к чему, я домой хочу.

Перчинка сочувственно кивнул.

— Постой, — вдруг сказал он, — а разве война не кончилась?

— Кончилась-то кончилась, — откликнулся солдат. — Для нас. А немец воюет.

— Значит, немцы всё еще за войну? — удивленно спросил мальчик.

— Немцы-то? — поднял голову солдат. — Немцы, брат, психи, по ним смирительная рубашка плачет. А я домой подамся, мне рисковать ни к чему, повторил он и, подозрительно оглядевшись по сторонам, сунул в карман споротые с гимнастерки звездочки.

— Ну и куда ты теперь? — спросил, помолчав, Перчинка.

Ему очень понравились споротые солдатом звездочки, и он твердо решил про себя попросить их у него, тем более, что солдату они теперь совсем не нужны.

— Я-то? — переспросил тот. — В Калабрию. Там наша деревня, и семья у меня там. Стосковался по своим — сил нет, два месяца никакой весточки от них не имею.

— Как же ты доберешься до этой своей Калабрии? — поинтересовался Перчинка.

— А пешком, — охотно ответил парень, тяжело опускаясь на камень, лежавший на самом солнцепеке, и продолжая озираться, словно опасаясь, что вот-вот появится кто-то, с кем ему очень не хотелось бы встречаться.

— Устал? — спросил мальчик, заметивший, с каким наслаждением солдат вытянул ноги.

— От самого Кампобассо топаю. И все пешком, — ответил тот.

— Знаешь что, — уже совсем другим тоном сказал Перчинка, — если хочешь поспать, можешь зайти ко мне.

Солдат недоверчиво посмотрел на мальчика.

— Куда к тебе? — после некоторого колебания спросил он.

— А вот сюда, — ответил Перчинка, топнув ногой, — под землю. Будь спокоен; — добавил он, — если тебя даже искать вздумают, то уж там-то никогда не найдут.

Подумав немного, парень молча двинулся за Перчинкой, и через минуту оба уже шли под тихими сводами подземелья.

— Вон там — солома, — проговорил Перчинка, указывая на то место, где недавно спал Марио, — если хочешь, устраивайся и спи.

Солдат с наслаждением стянул тяжелые ботинки.

— Однако тут свежо! — пробормотал он.

— Послушай, — робко начал Перчинка, — если тебе не жалко…

— Заплатить? — поднял голову солдат. — Не могу, друг. Веришь, ни единой лиры. Оставалось две, и те на еду потратил.

— Нет… — возразил Перчинка. — Если тебе не жалко, подари мне звездочки.

Солдат рассмеялся:

— Да на что они тебе?

— Так… — тихо пробормотал мальчик. — Они мне нравятся.

Солдат полез в карман, достал звездочки и, протягивая их Перчинке, серьезно сказал:

— На, держи. Только о том, что это я их тебе дал, — ни гугу. Понял? Я ведь их просто так, на всякий случай снял. А если об этом пронюхают, меня по головке не: погладят!

Но Перчинка уже не слушал. Проверив карманы своих стареньких штанов, которые он сам много раз штопал и зашивал, мальчик бережно опустил две серебристые звездочки в один из них, оказавшийся без дыр, и, махнув на прощание солдату, убежал наверх. Последний сразу же повалился на солому и уснул мертвым сном.

Выйдя из монастыря, Перчинка направился на площадь, где обосновался торговец арбузами, у которого работали Винченцо и Чиро. Пока Чиро кричал, зазывая покупателей — что выходило у него даже лучше, чем у самого торговца, — Винченцо потихоньку от хозяина опустил в руки Перчинки, который прошел сзади, хороший ломоть спелого арбуза.

Глава VIII РУЖЬЯ ПРОФЕССОРА

Прошло несколько дней, насквозь пронизанных ярким сентябрьским солнцем и ликованием по случаю окончания войны. И вдруг все померкло. Солнце спряталось за густую пелену туч, война, с которой, казалось, было уже покончено, снова тяжким бременем легла на израненный город. Даже Перчинка заметил эту перемену. Бегая с поручениями дона Дженнаро и разнося пакеты с маслом или хлебом, добытым контрабандой, он с каждым днем все яснее видел, что город снова меняет свой облик.

Неаполитанцы и оглянуться не успели, как немцы уже захватили все жизненно важные для города пункты. Они беспрепятственно проникали во все важнейшие экономические и стратегические центры Неаполя и спокойно там обосновывались. Теперь, например, частенько можно было увидеть церковь, вход в которую охранялся танком. И такая необычная охрана выставлялась вовсе не потому, что немецкие солдаты собирались слушать там мессу. Нет! Это просто-напросто означало, что в подвалах церкви немцы разместили свой склад боеприпасов. Все городские казармы одна за другой переходили в руки немцев, а итальянских солдат, занимавших эти казармы, переводили в другое место.