Пепел Снежной Королевы - [14]

– Некто Олаф Лимерик. Служит при церкви. Гробовщик и… лекарь.

– Я думал, что большинство жителей этой местности пользовала почтенная вдова Игл. – Энгус, едва сдержав стон, переждал очередной приступ жесточайшей боли, терзавшей его с начала болезни.

– Да, большинство добропорядочных людей. Но и он имел успех у части… публики. Лимерик был приписан к приходу соседнего графства. Получил образование в Эдинбургском университете, имеет темное прошлое. Ведет уединенный образ жизни в сторожке при соборе.

– Что рассказал ирландец? – с видимым нетерпением поторопил друга Энгус.

– Для начала я задал ему вопрос, какому виду смерти он отдает предпочтение. Оказалось, что у него такого предпочтения нет, – холодно и сдержанно улыбнулся Крысолов. – Тогда я попросил его открыть думы о причине безвременной кончины несчастных во цвете лет. Его медицинское образование не замедлило сослужить свою службу. Открылись новые обстоятельства, милорд.

В мрачных покоях стало еще темнее. Ночь, предъявляя свои права, завладела и замком, и комнатой, в которой прочно уже поселились болезнь и ожидание смерти. Запах лекарств и источаемых умирающим миазмов дополняли угнетающее предчувствие кончины, витавшее в темном и душном от постоянного огня в камине воздухе.

– До сих пор мы не знали точной причины смерти девушек. Гробовщик же сообщил, что последние жертвы жестоко изнасилованы и задушены. Это еще не все. Их клеймили, сэр. Лилия…

– Что я слышу! Но… я полагал, что эта история давно канула в Лету со всеми ее участниками! – Больной выказывал признаки беспокойства, грозившие перерасти в очередной приступ.

– Милорд, сохраняйте присутствие духа. – Крысолов вскочил с кресла.

– Серебряная лилия… негодяи! – только и в силах был произнести Энгус. Грудь его сдавило железным обручем, воздух со зловещим свистом вырывался из нее. – Большая королевская охота… Корки, – собрав остатки сил, более внятно произнес Энгус, прежде чем провалиться в беспамятство.

– Дженни! – крикнул в сторону двери Юбер, кинувшись к господину, упавшему на подушки.

Вбежала прислуга, Крысолова оттолкнули. Чувствуя свою ненужность у постели больного, тот оставил покои, заполненные суетливым позвякиванием стекла и тревожными возгласами.

Пора переговорить с секретарем. Пожалуй, беседа, прервавшая сладкие сны, даст больше результатов, нежели самый суровый допрос человека, выспавшегося и откушавшего завтрак, резонно решил Юбер. Он направился в крыло, где располагались спальни служащих.

* * *

Для Корки не вполне хорошим тоном было явиться в это поместье без приглашения. Владелец затеял охоту и созвал на нее всех самых блестящих носителей титулов. Корки приглашать никто даже не думал. Он и ему подобные на эти сборища обычно являлись сами, правда, в сопровождении своих покровителей.

Вот уже около часа ожидавший свою мать молодой человек со всеми возможными удобствами расположился в покоях, выделенных для сиятельной леди.

«Одна из лучших комнат, – признал Корки. – Фрэн, невзирая на возраст, все еще котируют на самый высокий счет». Оценив величественный вид из окон спальни, он уселся с книгой у камина.

– Корки! Милый мой мальчик, я рада видеть тебя. Ты привез… Разумеется, я рада видеть тебя без всяких условий, – великодушно добавила свежая и сияющая леди Фрэнсис.

– Это Гитхель!.. Нет, – она быстро пролистала выхваченную у Корки книгу, которую приняла за свою, – геометрия, арифметика… Твой скучный Пифагор. Я вижу, ты все еще во власти чар этого изъеденного молью старика.

– Миледи, этот изъеденный молью, как вы изволили выразиться, старик будет пленять умы еще через много столетий после того, как забудут и нас с вами, и даже «самого» Гитхеля. – Корки поцеловал протянутую руку, с наслаждением вдыхая аромат, распространяемый его матерью.

– Единственное, за что можно помнить его, так это за смелое утверждение, что все узы без дружбы являются оковами, и нет никакой добродетели в их поддержании. Хотя, – она лукаво улыбнулась, сверкнув глазами на по-девичьи юном лице, – друг мой, нам ли попусту тратить время в погоне за добродетелью!

– «В сердце взращивайте древо добродетели, ибо через него достигнет крона вашего чела», – процитировал по памяти Корки. – Разве не в поисках добродетели вы, матушка, читаете труды, подобные «Теософии»? – делано удивился Корки, наблюдая, как Фрэнсис при помощи камеристки Мэри выбирает платье для очередной смены. Видимо, предстоял общий обед.

– Во-первых, много раз просила тебя не величать меня на такой деревенский манер, – капризно поджав губы, довольно холодно заметила Фрэнсис тоном, которым только что отдавала приказания Мэри. – А потом, что я слышу? Ты читал столь презираемого тобой автора!

– О, всего лишь просмотрел иллюстрации, всего лишь…

– Мммм? А как же шестой афоризм Пифагора: «Выйдя из своего дома, не возвращайся, иначе в нем будут обитать фурии»? – Растопырив тонкие длинные пальцы и придав зловещее выражение подвижным чертам лица, Фрэнсис довольно успешно изобразила фурию, выглянув из-за ширмы, где Мэри облачала ее в лимонно-желтую робу, усыпанную сапфирами в цвет ее сверкающим глазам. – Я понимаю это так: не возвращайся, раз начав, на исходную точку. Пройдя полпути, следуй далее.