Пепел сгоревшей любви - [20]

Вас это устраивало бы? Вот и меня тоже.

Видеть каждый день женщину, которую любишь и которая не любит тебя, а лишь выполняет свои обязанности, — больно. Не видеть ее, но постоянно думать о ней, особенно теперь, когда ты вернулся в свой город и знаешь, что она где-то рядом, — тоже больно. Какая боль сильнее? Время покажет. Проведем над самим собой эксперимент. Если станет невмоготу, я просто уволю ее, даже не заставляя отработать эти три тысячи долларов. Могу себе позволить, ведь я теперь Корейко[6], подпольный миллионер. Правда, того не изрешетили очередью из «Калашникова».

Повеселевшая Валентина вошла с двумя тарелками. На одной лежали ломтики мелко нарезанного сыра, на другой — поджаренный хлеб.

— Сейчас принесу кофе, — объявила она и даже улыбнулась.

«Ну вот, много ли женщине нужно для счастья? — подумал я. — Всего пятьдесят баксов в день».

Света

Она подала сыну конверт с долларами.

— Когда… ну, когда все пройдет, позвони мне, — попросила она. — Сразу же, слышишь?

Сын молча кивнул, сунул деньги в карман — и вдруг ткнулся ей лицом в плечо.

— Мама, ты — прости меня, пожалуйста.

Она погладила его по волосам, чувствуя подступающий к горлу комок. Стараясь, чтобы голос не дрожал, проговорила:

— Иди уже, а то опоздаешь.

До звонка она не находила себе места. Бесцельно бродила по квартире, хватаясь то за одно, то за другое: принималась пылесосить истертый ковер, разбирать накопившееся на балконе барахло, мыть посуду. Но все валилось из рук.

Каждые двадцать — тридцать минут она бросала взгляд на часы: никогда в ее жизни время не тянулось так агонизирующе долго. Вот дизель прошел половину пути до Минска… вот он, наверное, где-то возле Дзержинска… вот, наконец, подходит к столице…

Слава позвонил около двух часов дня. Дрожащей рукой она взяла трубку и опустилась на диван, опасаясь, что ноги подведут ее.

По голосу сына она сразу поняла, что все в порядке. Сначала они назначили ему встречу на вокзале, у касс пригородного сообщения. Там к нему никто не подошел: видно, они проверяли, не привел ли он кого-нибудь. Потом перезвонили и велели идти на почтамт. Слава ждал долго: лишь полчаса спустя подошел тот самый «дерганый», которого сын видел раньше. Слава передал ему конверт. Тот даже не открыл его — видно, вымогатели был уверены, что обмануть их не осмелятся. Сунув деньги в карман и не сказав ни слова, он поспешно ретировался.

Кошмар окончился.

Она расплакалась — на этот раз от радости.

На следующее утро, неплохо выспавшись и более-менее придя в норму, она набрала номер Лемешонка.

— Саша, я готова.

— Хорошо. Сегодня у нас что, понедельник? Понедельник, как известно, день тяжелый. Давай начнем со среды. Послезавтра и приезжай. Надо так понимать, все проблемы улажены?

— Да. Еще раз спасибо.

— На здоровье.

— До свиданья, Саша.

— До среды. Жду тебя в восемь утра. Да, подожди, — спохватился он. — Валентина сделала дубликат ключа от входной двери. Сегодня она заедет к тебе после обеда и отдаст его. Будешь дома?

— Конечно, Саша.

Саша

Наступила среда.

— Ну, спасибо тебе, Валентина, — проговорил я, протягивая бывшей супруге три зеленые бумажки. — Все было очень вкусно.

— Ой, Саша, здесь же… триста, — растерянно сказала она.

— Где-то так, — согласился я.

— Но у меня не будет сдачи.

— Ладно, — я махнул рукой и великодушно объявил: — Премия.

Экс-жена просияла, сунула баксы в сумочку и поцеловала меня. Почти нежно.

— Ты, главное, когда менять будешь, смотри, где курс выше. А то побежишь в первый попавшийся обменник, — стараясь скрыть некоторое смущение от ее поступка, бросил я.

— Не побегу. Звони, если что, — добавила она с надеждой.

Увы, обрадовать ее я ничем не мог: вакансии сиделки в ближайшие полгода не предвиделось, и ей предстояло возвращаться в пыльный и скучный читальный зал центральной городской библиотеки. Но я все равно сказал:

— Само собой.

Когда она ушла, я задумался.

Мы прожили вместе почти пятнадцать лет. Была любовь, были жаркие объятья, страстные поцелуи… Был сын, который сблизил пас еще больше. С какого дня все пошло не так? Почему? С чего вдруг постель перестала быть для Валентины праздником, сделавшись обязанностью типа стирки или кухни, а поцелуи из страстных превратились в обычные? И с какой поры мелкие разногласия, заканчивавшиеся взаимными извинениями и раскаянием, начали становиться затяжными ссорами, сопровождавшимися угрюмым, напряженным молчанием? Откуда взялись упреки в нехватке денег, хотя человек может заработать лишь столько, сколько может?

Я ни разу не смог ответить себе на эти вопросы. Не смог и сейчас.

А через минуту послышался звук поворачиваемого в замочной скважине ключа.

Света

Прошли две недели ее работы сиделкой.

Она исправно ходила в магазин, готовила еду, делала влажную уборку, стирала, обмывала его тело. Сашка жмурился, как кот, когда ее нежные пальцы касались его кожи. Иногда он брал ее руку и целовал пальцы. Но она не чувствовала ничего из того, что испытывала при этих поцелуях прежде.

Кататься на инвалидной коляске по квартире получалось с трудом, она постоянно натыкалась то на стены, то на шкафы или стулья, и в конце концов Саша стал передвигаться на ней без мотора — просто вращая колеса руками. Чаще всего он выезжал на балкон и просматривал газеты или читал. Детективы, фантастика, любовные романы, свежие журналы, которые Света, обменяв очередную сотню, покупала в книжном киоске, проглатывались им с молниеносной быстротой. Своими впечатлениями о прочитанном он, как правило, не делился, только однажды, бросив на стол переводной романчик какой-то англичанки, проговорил: «Вот это о нас с тобой». Просыпался он рано и, приглушив звук телевизора, чтобы не разбудить ее, принимался щелкать пультом, выбирая подходящий канал.