Пепел и лёд - [20]

Веста упала в кресло, как марионетка, у которой перерезали ниточки.

Встретилась взглядом с изумленной и восхищённой Каро. И наконец выдохнула.

-8-

Лекса

Выпотрошенный труп обнаружили ранним утром первые торговцы, пришедшие на рынок разложить свой товар.

То, что раньше было средних лет мужчиной с залысинами, в неброской, но дорогой одежде, было живописно разбросано по базарной площади. Кишки поблескивающей лентой свисали с фонарного столба, голова дерзко подмигивала перекривившимся в судороге глазом с деревянного прилавка, за которым Молли Брауншвейг обычно торговала колбасой.

Собственно, на ее вопль и прибежали первые, уставшие после ночного дежурства и бдевшие из последних сил полицейские. Обозрели происходящее, помянули добрым словом чью-то мать, и еще несколько родственников и животных за компанию.

Трое остались охранять периметр от все прибавляющейся толпы горожан, один побежал за подкреплением.

Среда — день рынка. Это знали все в Алмире, как и то, что рыночные цены весьма выгодно отличались от магазинных и бакалейных. Поэтому на центральной базарной площади сегодня ожидался практически весь город.

С трудом сдерживающим любопытствующий народ полицейским заранее было не по себе.

Начальство и подкрепление явилось в рекордные сроки. Площадь оцепили живым щитом, свидетелей — первых продавцов, обнаруживших этот ужас — пригласили на допрос в ближайший трактир, заставив хозяина, сонно потирающего глаза, открыть его в столь неурочный утренний час.

Люди, напирающие на цепь полицейских в извечной жажде увидеть и узнать побольше, активно переговаривались. Происшествие с каждой минутой обрастало новыми леденящими кровь подробностями. Убитых было уже не один, а минимум трое, внутренностями оказался усыпан весь рынок, а виноваты во всем, естественно, оказались вампиры.

Ну а кто еще может быть виноват, когда дело касается крови и внутренностей?

Неизвестно, кто первым высказал эту светлую мысль, то ли ретивый полицейский слишком громко озвучил рабочую версию, то ли экзальтированная, начитавшаяся модных романов дамочка предположила вслух. Но мысль нашла отклик в сердце горожан, и толпа забурлила все ожесточённее.

— Не вампиры это. — усталый, но громкий женский голос заставил стражей порядка оглядеться. К ним сквозь давку пробиралась невысокая, закутанная в плащ фигура.

— А тебе почем знать? Может ты сама вампир, с чего кровопийц защищаешь? — не менее громко ответил кто-то похрабрее из толпы. И окружающие согласно загомонили. Толпа надавила на цепь полицейских, грозя прорвать кордон.

Лекса поднырнула под сцепленные руки охраны, показав значок королевской секретной службы. Запрыгнула на ближайший прилавок, сбросила капюшон и обвела толпу суровым взглядом, добавив чуток силы. Люди отступили на полшага, испугавшись нечеловеческих глаз.

— Вампиры кровь не пьют, темный вы народ. Шли бы вы по домам, а то мне вот твоё лицо, например, очень кажется подозрительным. И твоё тоже. Не забрать ли мне несколько человек на допрос к королевским дознавателям? — очень громко и задумчиво протянула Лекса.

Толпа сбавила давление, на полицейских, а через несколько минут рассосалась вовсе. Попасть к королю в темницы не хотелось никому.

Ну и что, что там уже лет сто никого не держали и уж точно не пытали. Слухи ходили разные, и проверять их не хотелось.

— Вы правда думаете, что не вампиры это? Крови-то на месте преступления нет, будто выпил всю кто. — неуверенно прошептал молодой, нового набора полицейский спрыгнувшей с импровизированной трибуны Лексе.

— Крови нет, потому что ее сцедили. А вампиры человеческую кровь не пьют. У них в кулинарии животной крови много используется, потому что в ней железа и прочих витаминов много, которых им в нормальной еде из-за климата не хватает. И чему вас всех в школе учат… — Лекса мимоходом потрепала парня по вихрастой голове, для чего ей пришлось привстать на цыпочки. Юный полицейский просиял от фамильярности — будет чем сослуживцам похвастаться.

Лекса среди служащих полиции была некоей страшилкой и легендой одновременно. Всезнающая и вездесущая, она появлялась в самое неподходящее время, встревала в расследования и всегда, как ни раздражало это начальство, в итоге оказывалась права.

Небрежно кивнув покрасневшему от негодования начальнику городской полиции, она присела в уголке трактира и, закинув по обыкновению ноги на стол, внимательно прислушалась к допросу почтенной дамы Брауншвейг.

— Нет, ничего подозрительного. — как раз отвечала она на вопрос, не видела ли она чего странного по дороге на рынок этим утром. — Прохожие были только, двое. Потертые какие-то, нездешние наверное. Или не выспались. Да и понятное дело — рань-то какая.

— Какие прохожие? — оживился следователь. — Вы их тут раньше видели? Может, знакомые убитого?

— Нет, наш директор с таким отребьем дружбу не водил. Говорю же, пришлые какие-то.

— Кто этот труп, говорите? — встрепенулась с виду задремавшая Лекса.

— Так говорю же, директор рынка. Господин Тилберг. Редчайшей души человек был, мир его праху. Мы к нему завсегда обращались, если с местом какие проблемы, или ругался кто, он всегда помогал, всех мирил. Все его уважали. Не представляю, кто мог бы… — Дама приложила порядком потрёпанный жизнью платочек к глазам и промокнула их, размазывая вконец поплывшую косметику.