Пепел большой войны - [10]

Бублиц, 1 августа 1943 г.

Сегодня нас даже отпустили в увольнение из расположения части, чтобы мы смогли хотя бы однажды увидеть этот городок, который до этого нам приходилось видеть, только когда мы проходили через него маршем, да еще во время учений по ориентированию на местности и ночных привалов.

Я очень рад вырваться за нашу ограду из колючей проволоки и побыть в одиночестве. После того как наш взвод оказался последним в спортивных соревнованиях и прежде всего по результатам стрельб, служба снова превратилась в сплошную муштру. К тому же от наших парней меньше всего было подано заявок на службу в войсках СС. Теперь в нашем бараке каждый божий день появляется унтершарфюрер и агитирует вступать в войска СС.

Мы с Клаусом Одефеем после его прихода тут же выходим из барака, так как оба подали заявления на поступление в сухопутные войска вермахта в части реактивной артиллерии, поскольку не хотели записываться в войска СС. Остальные ребята из нашего барака могут еще подумать до следующего утра. Затем они, может быть, тоже запишутся куда-нибудь.

В других взводах почти все подали заявление на службу в течение двенадцати лет в войсках СС. Теперь они могут выбирать род войск и почти все записались в танковые войска. После этого они могут в лагере работать с прохладцей и не особенно выкладываться на службе. Для нас же, минометчиков, продолжится муштровка. И это, по-моему, совершенно несправедливо. Почему к нам, тем, кто записался в вермахт, должны относиться хуже, чем к тем ребятам, которые выбрали для себя войска СС? Ведь мы будем сражаться за одну и ту же Германию, за наше общее отечество. Или существует все же такое значительное различие между разными родами войск? Неужели существует конкуренция между отдельными частями вермахта, между отдельными генералами вермахта, между СС и люфтваффе?[35] Ведь у нас в школе бывали офицеры всех видов войск и в старших классах агитировали добровольцев во все виды и рода войск. Лишь представителей СС у нас никогда не бывало, поскольку для работы с юношеством СС предпочитают использовать только лагеря допризывной подготовки.

В этом лагере допризывной подготовки я и узнал нечто весьма для меня важное. Во-первых, я буду отныне действовать всегда только прямо и открыто, а не обходными путями, а еще выучу на занятиях по теме «Рукопашный бой без оружия» как можно больше приемов, с помощью которых можно будет защитить свою собственную шкуру. Это может пригодиться всегда и везде. При этом можно свести на нет своей решительностью, превосходством в умении и быстротой все преимущества более сильного противника. Раньше я всегда робел перед драками со своими врагами, а теперь этот страх у меня пропал. Теперь я знаю, как выйти из захвата шеи сверху и как отразить удушающий прием, и смогу дать отпор нападающему. Действительно, отличная это штука! Надо только будет это отработать еще и дома, чтобы не позабыть и действовать автоматически. Ах, дома! Да, я уже снова тоскую по дому и был бы неописуемо рад, если бы мог снова очутиться сейчас дома, в Мютценове…

Мютценов, 9 августа 1943 г.

Наконец-то дома! Я лежу на мягкой траве поляны в глубине леса неподалеку от нашей деревни и пасу коров. Пасти коров — мое любимое занятие в летнее время, оно не мешает моим мыслям, и я могу думать. Раньше я не очень-то охотно гонял коров пастись на этот луг, затерянный в лесу, поскольку всегда побаивался — здесь накануне Первой мировой войны был подстрелен один браконьер. И мне тогда казалось, что его дух или новый браконьер блуждают где-нибудь здесь и могут напасть на меня.

Теперь мне просто смешны эти детские страхи. Все-таки то, что довелось узнать и испытать этим летом в двух лагерях, пошло мне на пользу. Я закалился, стал увереннее и мужественнее, исчезли моя прежняя нерешительность и мягкотелость. Раньше, еще года два тому назад, приглядывая за коровами, я всегда писал здесь стихи, теперь же меня это просто не интересует. Стихи — это нечто для девчонок, парень же должен выражать себя в краткой, но значительной фразе, в донесении, в рассказе. И я впредь не буду подыскивать рифму, разве что буду по-прежнему вести свой дневник. Этого вполне достаточно, да и куда важнее для меня, чем бесполезное рифмоплетство.

Однажды я даже попытался писать на нижненемецком языке.[36] Но довольно странно, что родители говорят с нами на верхненемецком языке,[37] то есть со мной и моей сестрой Вальтрауд, тогда как с остальными моими четырьмя братьями и сестрами они общаются на нижненемецком. Да такое же происходит и в других семьях. С 1925 года со всеми детьми родители разговаривают на верхненемецком, да и мы, ребята, между собой тоже говорим на нем же. Но уже трехлетние дети говорят так же, как и их родители между собой.

Однако теперь и в школе запланировано, что мы будем говорить также и на нижненемецком, чтобы этот диалект не потерялся. Вообще много делается для того, чтобы сохранить померанский образ жизни и крестьянское народное искусство.

Девушки теперь снова должны носить старые крестьянские национальные костюмы, древние обычаи и традиции также будут сохраняться. Правда, при пастьбе коров нет никаких «древних обычаев», разве что мы, сельские ребята, тайком сгоняем наших буренок вместе, чтобы разжечь костер и испечь в нем первую созревшую в этом сезоне картошку. Вкус у нее, если очистить от верхней обгорелой корочки, просто божественный! А еще мы делаем себе палки, которыми сгоняем стадо вместе, украшая их резьбой, и каждый старается перещеголять другого. Втайне мы пытаемся охотиться за зайцами, фазанами и рябчиками, но никогда не находим ни одного, поскольку наши собаки должны сторожить коров — и ничего больше!