Пепел Бикини - [31]

Дымя сигаретой, взятой из красивого лакированного ящика, Удзуки говорил, скаля в невесёлой улыбке щербатые тёмные зубы:

- Япония - несчастная страна, а японцы - несчастный народ. Кажется, со времени основания империи мы ввязывались в любую международную склоку, какая только затевалась на расстоянии менее тысячи миль от нас. Нам только и не хватало драки с соседями или друг с другом!

- Положим, - проворчал Митоя. - Такова более или менее история любого народа. Возьмите Европу…

- Любой другой народ ставил перед собой определённую цель и добивался её. Одни стремились к национальному объединению, другие свергали деспотов, третьи боролись против иноземного гнёта, тонули в крови сами и топили других, но они делали это с верой и страстью, а мы, японцы… Два тысячелетия мы воевали между собой или пытались оттягать у ближайших соседей кусочек земли, причём, заметьте, нам всегда доставалось за это, и крепко доставалось… И всё для того только, чтобы посадить себе на шею безответственных авантюристов вроде Тодзё. [30]

- Ну, Удзуки-сан… - Митоя осторожно наполнил крошечные чашечки зелёным сакэ. - Я бы сказал, что вы сегодня чересчур пессимистично настроены. Утешьтесь. Ведь и другие народы не могут похвастать тем, что плоды пота и крови их отцов слаще. Не вижу большой разницы между нами и ними. Если кто и добился чего-нибудь дельного, так это, конечно, русские.

- Да, этим повезло.

Они помолчали, прихлёбывая крепкий напиток.

- Возможно, вы и правы, Митоя-сан, - снова заговорил Удзуки. - И я сетую на грустную судьбу японского народа только потому, что сам принадлежу к нему. Возможно, другим народам не легче… И сейчас такое время, что всё человечество обречено на безмерные страдания, если оно не одумается, не перестанет играть с атомным огнём. Но своё дитя плачет громче всех. Да и со стороны, конечно, видно, что в Японии неблагополучно. Ничего определённого! - Удзуки презрительно фыркнул. - Американцы тянут в свою сторону, социалисты - в свою, промышленники - в свою. Народ изголодался, оборвался, устал… Поневоле начинаешь думать, нет ли истины в том, что говорят коммунисты.

Митоя покачал головой:

- Нет, коммунисты не для нас. Хотя даже у вас многие видные люди сочувствуют коммунистам. Возьмите Ояма. А Ямава Гихэй - знаете, известный биолог, - он ведь вступил в японскую Компартию. Возможно, он считает, что только коммунисты предлагают пусть тяжёлый, но зато определённый выход из того безобразного положения, в котором очутилась наша страна. Не знаю.

- Между прочим, - сказал Удзуки, - как-то я разговорился с рыбаками «Счастливого Дракона», и они рассказали мне о своей жизни. Я выяснил прелюбопытную вещь. Оказывается, многие из наших рыбаков, особенно молодёжь, нанимаются на рыболовные шхуны вовсе не ради заработка.

- Вот как?

- Заработок за сезон слишком мал - восемь, от силы десять тысяч иен. Одни только резиновые сапоги стоят тысячу. Рыбаки идут в море для того, чтобы досыта поесть рыбы. Каково? Этого не было даже в годы войны.

- Да-а… - Мятоя задумчиво постучал пальцами по столу. - Кстати, Удзуки-сан, как идёт лечение этих рыбаков? За последнее время я так увлёкся административными делами, что совсем забросил врачебную практику.

- Лечение идёт скверно, - не сразу ответил Удзуки. - Очень скверно. У всех тяжёлые поражения костного мозга. И самое неприятное - крупные концентрации радиоактивной дряни в живых тканях организма. Сейчас пробуем переливание крови - возможно, это и поможет. Самочувствие у всех у них ужасное, не исключая тех семерых, которые находятся в вашем госпитале. Но хуже других состояние радиста Кубосава. Боюсь, что у него поражена ещё и печень.

Он задумался на минуту, потом вдруг оживился:

- Помнится, вы рассказывали, как неласково встретили Нортона ваши пациенты со «Счастливого Дракона». Представьте себе, такая же история повторилась и в Первом национальном. Больные заявили, что они не морские свинки и не позволят производить над собою опытов. Словно сговорились. Насилу я их успокоил. Но американцы страшно обиделись. Нортон заявил протест. Кричал, что такого варварства не было со времён холерных и чумных бунтов, что это не что иное, как заговор и саботаж со стороны японских врачей, что он будет жаловаться, что умоет руки и так далее…

- Настоящий скандал, - прищурившись сказал Митоя. - Рыбаки поставили меня в неловкое положение. Я тоже в разговоре с Нортоном упомянул о морских свинках, и теперь он, разумеется, убеждён, что больных подстрекал я, хотя мне в голову это не приходило.

- К сожалению, у нас нет выбора, - вздохнув, отозвался Удзуки. - Пусть они экспериментируют, только бы лечили. Будь у меня дюжина врачей и необходимые препараты, я бы с радостью отказался от великодушной помощи Нортона. Нам в руки попадают далеко не все материалы, которые они получают, исследуя ход болезни.

- Коммерсанты… Хотят сохранить за собой монополию на лечение, чтобы наживаться потом на каждой облучённой душе, - пренебрежительно буркнул Митоя.

- Вы просто ненавидите Нортона, Митоя-сан. Мне кажется, дело не только в этом… - Удзуки закурил и бросил обгоревшую спичку в пепельницу. - Глубже, Митоя-сан, гораздо глубже. Война - вот в чём дело! Отсюда и секретность. За Нортоном стоят генералы. Ну… не будем говорить об этом. Возможно, я и ошибаюсь… Скажите, что говорят в университете насчёт радиоактивных дождей? Не выдумка ли это? Я всё никак не соберусь разузнать поподробнее.