Пепел Ара-Лима - [3]

Год назад, еще до того, как Избранные войной поперли, старосте Ятрышнику и его двум непутевым сыновьям захотелось показать, кто в деревне хозяин. Мол, колдун один, кто из всех жителей камни в общую казну не вкладывает. Нехорошо как-то. Неправильно. А посему, чтобы неуплатчика проучить, решили на дом колдуна красное облако напустить. Поджечь решили. Да только ничего у них не получилось. Как потом сами говорили, когда еще при мозгах были, дерево огонь принимать отказалось. Почадило только. Деревенские не поверили. Как это, дерево, а не горит? Значит плохо поджигали.

Поверили после того, как дом самого Ятрышника развалился в одночасье до трухи, а сам староста и два сына непутевых умом окончательно ушли. Даже не оглянулись. На жителей бросаться стали. Ножами детишек уличных пугать. Всей деревней их и убивали.

А большего зла от колдуна никто не помнил.

— Двум могилам не бывать, — прошептал лесовик и, собрав все свое мужество, благо не надо было его занимать у соседей, стукнул в двери три раза.

Открылась сразу. Йохо даже как следует не успел рукой до дерева дотронуться. Распахнулась черным пятном, дыхнула холодным, но свежим воздухом.

Йохо заморгал часто, попятился назад, но ноги, до этого никогда не подводившие хозяина, приросли к полу, одеревенели. И даже корень дидры не показался в этот миг надежной защитой. А ведь он, Йохо, отдал за волшебный амулет четыре светящихся камня. Обманула городская знахарка, на посмешище выставила.

— Проходи, — каркнул ворон, заходя вперед лесовика, — Нечего сквозняки устраивать.

Йохо послушался, и, стараясь унять дрожь, зуб ведь как болел, так и не переставал ныть, шагнул в темноту, удивляясь, что на этот раз ноги послушались. Знать все-таки наложили на него колдовство, раз такое случилось.

Наткнувшись в темноте раза два на стену, Йохо усмотрел светлую полоску и, не раздумывая, толкнулся вперед, удивляясь собственной смелости.

Лесовик только раз в жизни испытал настоящий ужас. Когда год назад, по весне, умываясь в лесном ручье, привиделось ему страшное отражение с пустыми глазницами, с облезлой кожей и оскаленными зубами. Отражение пялилось на него, глазниц пустых не отворачивало, беззвучно зубами двигало, смеясь, а может угрожая.

Три недели после этого не ходил в лес. Закрывшись в доме жег коренья волшебные, да лоб об угол расшибал за грехи прошлые и будущие.

Но знать плохо расшибал, коль привела судьба его в место страшное. К колдуну, чье лицо, медленно поворачиваясь, открывало тот самый лик, что в ручье привиделось. Лик — маску ни на что не похожую, разве что на смерть, если, конечно, существует она в образе живом.

Лесовик встряхнул головой, зажмурился, а когда вновь на колдуна посмотрел, то и совсем мыслить перестал. Только ресницами хлопал, да рот открывал, удивляясь.

Стоял перед ним старик обычный. Не страшный, не жуткий, не уродливый. Неказистый, каких полно в деревне. Борода седая только ниже колен, да взгляд синих глаз пронзительный, до самой печенки проникающий. Уши оттопыренные, не горбатый, ни юродивый. Руки сухие крючковатую палку сжимают. Посох с золотым набалдашником. На макушке седоволосой шапочка, бисером расшитая, узором замысловатым украшенная. И одежда не такая, как у всех лесовиков. Не из кожи зверя дикого, а из тканного полотна, что только в городах за большие деньги купить можно.

Колдун не был лесовиком. Пришел в деревню простым путником. Давно, Йохо тогда еще к деревьям на карачках ползал. Никого не спрашивая, поселился в доме заброшенном, на отшибе стоящем. Поначалу хотели деревенские пришлого силой выгнать, да только, по рассказам, ничего не вышло. Толи колдун заразу какую напустил пугливую, то ли еще какая беда случилась. Да только решили колдуна не трогать. Себе дороже. Тронь, потом век деревню от заговоров не очистить.

Так и остался колдун в деревне жить. Вреда от него никакого не случалось, по правде сказать все больше пользы. Как в лесу засуха страшная с пожарами, так лесовики к дому крайнему представителей с подарками засылают. Как Вьюшка глупая по весне через края разливается, опять к нему, с сумками полными. И помогал, усмирял колдун и пожарища, и разливы. Да что говорить, как пришлый в деревне поселился, лесовики раза в два больше камней стали отыскивать.

Случалось жители и поодиночке к колдуну хаживали. Кто с дитем недоношенным, кто с раной смертельной. Что там с ними происходило, про то не рассказывали, но деревенские видели, чем походы секретные оборачивались. Детишки выкарабкивались, а раны не живучие затягивались. Покрывались в один день коркой сухой, да на следующее утро отваливались.

Однако близко к себе колдун никого не подпускал. А слишком любопытным носы одергивал. Как надумает кто поглазеть без разрешения в дом крайний, так у того с неделю из носа кровь хлещет. Хоть пробками деревянными забивай.

Долго бы стоял так Йохо, пялясь на деда чудного, кабы не ворон.

Птица черная неторопливо вышла из темноты, встала перед лесовиком, прокашлялась в крыло:

— Вот… Сам пришел, искать не надо.

Метнулся лесовик обратно к дверям, услышав в словах птицы угрозу явную. Да только лоб расшиб. Двери, что ворота дубовые, перед носом захлопнулись. С той стороны засовом железным задвинулись. В окошко бы бросился, да больно маленькие, не пролезть. Одна надежда на нож осталась. Но и ножика проверенного, в крови врагов лютых закаленного, за поясом не оказалось. Обложили что зверя слабого, глупого. А с пустыми руками, какой из него вояка?