Пепел Анны - [4]
— А глумица? — не отставала мама. — Ты знаешь, что такое глумица?
— Кто не знает…
Мама смеялась и стукала меня по плечу.
— Удивительный язык! Красивейший! Там ко мне прицепился один старый серб с седыми бровями, настоящий Слободан Милошевич, и подарил книжку, глянь-ка! Это его стихи.
Мама всучила мне самодельную сербскую книжку.
— Графомания чистой воды, но зато как звучит! Песня! Вот послушай…
Мама не была дома больше месяца и немного одичала в командировках: до сербской ярмарки она была на финской, до финской на иранской, и там ее полили водой за вольности в дресс-коде, а еще до этого, кажется, на немецкой. Между немецкой, иранской и финской она успевала забегать домой, а вот после сербской нет — сразу на Кубу, не закрывая глаз.
Мама зачитала стихи из книжки. Про ночи над Саввой, про ветер с Дуная.
— Здорово, — сказал я. — Великанова тоже любит по-сербски…
— Твоя Великанова слишком много о себе думает, — перебила мама. — И она и ты не представляете, как смешно вы выглядите со стороны.
— А кто не смешно?
— Впрочем, в вашем возрасте все такие дураки, — заметила мама. — Ладно, сыночка, отдыхай.
Мама подмигнула засмущавшемуся сикху и стала разбираться с развлекательным центром в спинке кресла.
А кто не дураки?
Мне пока смотреть кино не хотелось, решил поспать, спать всегда лучше в начале полета, так легче. Поспать, впрочем, долго не удалось, объявили обед, по проходу покатились облезлые и оббитые железные комоды. Эти комоды я не люблю, в звездолетах таких не будет. А стюардессы останутся.
Сикх принялся препираться со стюардессой, что-то ему категорически не нравилось в предложенной курице, он спорил и мотал головой, и требовал подать себе другую.
— Нервничает, — шепотом пояснила мама. — Полет для него большое испытание — если самолет разобьется, то его прах смешается с нашим — и все, душа будет идти к Богу миллион лет. С неясными, причем, перспективами.
— Да не, — сказал я. — Ему белой девушкой хочется покомандовать, когда еще доведется? А тут можно. Все просто.
— Что? — мама притворилась, что не расслышала.
— Месть сикхов, — пояснил я. — Обычное дело.
Мама толкнула меня в бок локтем, во «Всемирной истории пошлости» мигом прибавилось три страницы, Великанова, сможешь ли ты меня забыть?
— Курицу или рыбу? — улыбнулась стюардесса.
Я всегда выбираю курицу.
Мама всегда выбирает рыбу.
Сикх выбрал две курицы и две же съел.
Следующие два часа мама скептически смотрела хмурый шведский детектив, в котором присутствовали омерзительные семейные тайны, убийство несовершеннолетних, заговор, психи, снова заговор, и самыми приличными людьми оказывались престарелые нацисты энтомологи. Впрочем, это мог быть датский детектив. Когда глаза мамы начали стекленеть под напором беспощадного скандинавского трэша, она подложила под голову книжку в мягкой обложке. И уснула. Моя мама легко засыпает лишь с книгой, она повелительница книг с шестнадцати лет, она работает в Книжной Палате и состоит в тайной организации истинных книголюбов, цель которой поработить весь мир. Ложа Гутенберга. Мама там на хорошем счету. А мне в полетах нравятся облака.
Иногда облака бывают необыкновенно хороши: летишь-летишь через белую пелену, а потом раз — сбоку открывается разрыв, и в нем облачные столбы, похожие на звездные колыбели, я всегда как такое вижу, вспоминаю про поля Бога. И встречный аэробус над ними больше всего похож на стартрекер.
В этот раз хороших облаков не попадалось, ерунда жидкая, Господь утомился и спал, курица, рыба, так что я стал смотреть кино.
Сикх кино не смотрел, снял кеды. Наверное, действительно нервничал. Рослая кубинка на это посмотрела с неодобрением, но спорить не стала, вытянулась на двух захваченных сидениях и стала спать. Я в самолетах спать не особо люблю, у меня челюсть отвисает. А потом можно сползти головой к иллюминатору и уснуть виском на стекле, но это довольно опасно — дрожь запросто вползет в голову, и если спать под эту дрожь, то сны могут привидеться самые необычные. Но, видимо, уснул, и повезло — все-таки без снов.
— Джексонвилл!
Я вздрогнул. Мама пыталась смотреть в окно через меня.
— Джексонвилл! — с ожидаемым энтузиазмом повторила мама.
Я поглядел вниз. Джексонвилл состоял в основном из продолин, поперечин и реки темно-синего цвета. Вдоль берега в три ряда белели яхты и лодки, а над ними в воздухе висели разноцветные точки, похожие на драже, сначала не понял, потом догадался — воздушные шары, праздник американского воздухоплавания.
— Один из крупнейших городов США, — сообщила мама. — Красивый город, современный, жемчужина Флориды. Кстати, побратим Джексонвилла — Мурманск.
Как же, как же. Мама была в десятом классе влюблена в мальчика, а он потом с родителями уехал в Джексонвилл, они адвентисты были. Мама мне показывала его на общеклассном фото — широкая челюсть, широкие плечи, раздвоенный подбородок, такому одна дорога — в Джексонвилл. Он потом в армии американской служил и работал на заправке.
Самое смешное — историю про мальчика и Джексонвилл я прочитал в какой-то книжке, удивился, заподозрил, не мама ли эту книжку написала? А что, это вполне, филологи рано или поздно берутся за перо, профдеформации дают о себе знать. А моя мама на тайного писателя вполне смахивает — каждый вечер проводит на диване с ноутбуком, мы-то с отцом думаем, она статьи пишет, а она — прозу. Повестушку с названием «Попутный пес» попиливает. Но показать стесняется. А может, и совпадение с Джексонвиллом, жизнь есть совпадения, про это еще… кто-то там умный говорил.
Сегодня писать о войне – о той самой, Великой Отечественной, – сложно. Потому что много уже написано и рассказано, потому что сейчас уже почти не осталось тех, кто ее помнит. Писать для подростков сложно вдвойне. Современное молодое поколение, кажется, интересуют совсем другие вещи…Оказывается, нет! Именно подростки отдали этой книге первое место на Всероссийском конкурсе на лучшее литературное произведение для детей и юношества «Книгуру». Именно у них эта пронзительная повесть нашла самый живой отклик. Сложная, неоднозначная, она порой выворачивает душу наизнанку, но и заставляет лучше почувствовать и понять то, что было.Перед глазами предстанут они: по пояс в грязи и снегу, партизаны конвоируют перепуганных полицаев, выменивают у немцев гранаты за знаменитую лендлизовскую тушенку, отчаянно хотят отогреться и наесться.
Синцов не хотел ехать в Гривск, он вообще никуда не хотел ехать летом. Лето – время лени, безделья, компьютерных игр и иногда книжек, в общем, мечта предыдущих девяти месяцев. Но не в этот раз. А в этот раз лето – испытание на силу воли и твердость, устойчивость к лишениям, что значит – гостить у бабушки в провинциальном городке, без ноутбука и интернета. И как пережить эти мрачные обстоятельства, Синцову совершенно непонятно. Однако у Гривска оказались на парня свои планы, и разгуливающие по городу синие собаки, странный незнакомец, предлагающий взять у Синцова в аренду удачу, – только начало целой коллекции происшествий.
Дядька Аксёна как-то рассказал ему о непреложных законах жизни, которые, что бы ты ни делал, не изменить. Один из них – первая любовь не бывает счастливой. С этим можно спорить, не соглашаться, но в конце концов придется смириться и все забыть: прогулки до дома со школы, драки с соперниками, их с Ульяной мир «на двоих», отвоеванный им у сверстников еще в детском саду, весну… Забыть и просто жить. Но Аксён так не может. Он ждет апреля, потому что в апреле Она вернется в их сонный город, и он попробует обмануть лживые правила взрослой жизни, попробует все исправить.
«Остров Сахалин» – это и парафраз Чехова, которого Эдуард Веркин трепетно чтит, и великолепный постапокалипсис, и отличный приключенческий роман, от которого невозможно оторваться, и нежная история любви, и грустная повесть об утраченной надежде. Книга не оставит равнодушными ни знатоков классической литературы, ни любителей Станислава Лема и братьев Стругацких. В ней есть приключения, экшн, непредсказуемые повороты сюжета, но есть и сложные футурологические конструкции, и философские рассуждения, и, разумеется, грустная, как и все настоящее, история подлинной любви.
Эдуард Веркин – современный писатель, неоднократный лауреат литературной премии «Заветная мечта», лауреат конкурса «Книгуру», победитель конкурса им. С. Михалкова и один из самых ярких современных авторов для подростков. Его книги необычны, хотя рассказывают, казалось бы, о повседневной жизни. Они потрясают, переворачивают привычную картину мира и самой историей, которая всегда мастерски передана, и тем, что осталось за кадром. Роман «Герда» – это история взросления, которое часто происходит вдруг, не потому что возраст подошел, а потому что здесь и сейчас приходится принимать непростое решение, а подсказки спросить не у кого.
Эдуард Веркин – писатель, неоднократный лауреат литературной премии «Заветная мечта», лауреат конкурса «Книгуру», победитель конкурса им. С. Михалкова и один из самых ярких современных авторов для подростков. Его книги необычны, хотя рассказывают, казалось бы, о повседневной жизни. Они потрясают, переворачивают привычную картину мира и самой историей, которая всегда мастерски передана, и тем, что осталось за кадром.События книги происходят в далеком будущем, где большая часть человечества в результате эпидемии перестала быть людьми.
В альтернативном мире общество поделено на два класса: темнокожих Крестов и белых нулей. Сеффи и Каллум дружат с детства – и вскоре их дружба перерастает в нечто большее. Вот только они позволить не могут позволить себе проявлять эти чувства. Сеффи – дочь высокопоставленного чиновника из властвующего класса Крестов. Каллум – парень из низшего класса нулей, бывших рабов. В мире, полном предубеждений, недоверия и классовой борьбы, их связь – запретна и рискованна. Особенно когда Каллума начинают подозревать в том, что он связан с Освободительным Ополчением, которое стремится свергнуть правящую верхушку…
Со всколыхнувшей благословенный Азиль, город под куполом, революции минул почти год. Люди постепенно привыкают к новому миру, в котором появляются трава и свежий воздух, а история героев пишется с чистого листа. Но все меняется, когда в последнем городе на земле оживает радиоаппаратура, молчавшая полвека, а маленькая Амелия Каро находит птицу там, где уже 200 лет никто не видел птиц. Порой надежда – не луч света, а худшая из кар. Продолжение «Азиля» – глубокого, но тревожного и неминуемо актуального романа Анны Семироль. Пронзительная социальная фантастика. «Одержизнь» – это постапокалипсис, роман-путешествие с элементами киберпанка и философская притча. Анна Семироль плетёт сюжет, как кружево, искусно превращая слова на бумаге в живую историю, которая впивается в сердце читателя, чтобы остаться там навсегда.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Реальности больше нет. Есть СПЕЙС – альфа и омега мира будущего. Достаточно надеть специальный шлем – и в твоей голове возникает виртуальная жизнь. Здесь ты можешь испытать любые эмоции: радость, восторг, счастье… Или страх. Боль. И даже смерть. Все эти чувства «выкачивают» из живых людей и продают на черном рынке СПЕЙСа богатеньким любителям острых ощущений. Тео даже не догадывался, что его мать Элла была одной из тех, кто начал борьбу с незаконным бизнесом «нефильтрованных эмоций». И теперь женщина в руках киберпреступников.
Извержение Йеллоустоунского вулкана не оставило живого места на Земле. Спаслись немногие. Часть людей в космосе, организовав космические города, и часть в пещерах Евразии. А незадолго до природного катаклизма мир был потрясен книгой писательницы Адимы «Спасителя не будет», в которой она рушит религиозные догмы и призывает людей взять ответственность за свою жизнь, а не надеяться на спасителя. Во время извержения вулкана Адима успевает попасть на корабль и подняться в космос. Чтобы выжить в новой среде, людям было необходимо отказаться от старых семейных традиций и религий.