Пение птиц в положении лёжа - [16]

Подходит моя очередь. Он берёт дрожащими пальцами мой пакет, начинает свою работу. «Какая изумительная девушка! О такой, как вы, я мечтал всю свою жизнь. Мне всё в вас нравится. Глаза, волосы, фигура. Мой идеал», — говорит мне, перевязывая бечёвкой пакет и делая аккуратные сургучные кляксы на местах пересечений. Прижимает почтовой печатью. «Ах, если бы я был на 50 лет моложе. Хотя бы на 40. Я бы обязательно на вас женился. Мы были бы счастливы. Жаль, очень жаль, что мы разминулись во времени». Я смотрю на него изумлённо, пытаюсь увидеть за этим черепашьим лицом — молодого человека, моего суженого… Ничего не получается. Слишком большая разминка во времени получилась. Я ему мило улыбаюсь.

В другой раз я ехала куда-то на поезде. Ехать надо было долго — двое суток. Среди соседей по купе была женщина с маленьким ребёнком — примерно полутора лет. Мальчик был с мужским личиком, не очень красивым. Это не было лицо кукольного ангелочка. Ныл. Мама достала неприятный эмалированный горшок с ручкой. Я раздражённо отвернулась — ну вот, не повезло с соседями! Через некоторое время малыш притих. Он смотрел на меня. Смотрел как заколдованный. Его серые глаза были полны тихого обожания и любви. Он любил меня, даже дыхание его затихало от восторга при виде меня. Я смотрела в его глаза — и мне становилось так хорошо. Необъяснимо хорошо. Тихо так. Спокойно. Мать мальчика была поражена. «Приворожила ты его, что ли?» — проворчала она. Так всю дорогу и ехали мы. Стоило ему посмотреть на меня, и он уже глаз не отводил восхищённых. Никогда я не встречала такого полного обожания. И мне тоже становилось от его взгляда так хорошо. Тихо и спокойно, полнокровно как-то. Он, судя по всему, любил во мне всё — и лицо, и одежду, и душу.

«Ну вот. Опять разминулись во времени. Лет на 18. Две родственные души», — думала я, долго вспоминая тихую радость на сердце от мужских восхищённых глаз младенца.

О способе утолить жажду

Мне очень хотелось пить. Очень. Никогда так не хотелось. Не помню, после чего. То ли после огурчика. То ли после сабантуйчика. Совсем не помню, после чего. Но очень хотелось пить. Я шла по залам Русского музея. С кем-то. В буфет вернуться было нельзя почему-то. Надо было обойти весь Русский музей. Я умирала. Пить, пить, хоть каплю воды. И — дальше, дальше от места, где можно попить. Хоть каплю, хоть стакан — как жадно бы я выпила.

И вдруг — Айвазовский. «Девятый вал». Во всю огромную стену. Вода! Много, много воды… Прозрачной, пенистой, пронизанной лучом кое-где. Масса воды. Ишь, колышется, неспокойная. Боже, как много воды — вот бы в неё, к ней, на неё, под неё, — и пить, пить, плыть и пить, пить и плыть… Я стояла и испытывала чувство насыщения водой. Да, я непременно выпила бы весь девятый вал. Тот, кто был со мной, тянул меня в следующий зал. А я не могла оторваться. Отсосаться. Не могла насытиться этой изумрудной, вкусной, чистой…

Мне полегчало. Физически. Как будто я выпила реальной воды. Я стойко обошла все залы. Подумала, что настоящие произведения искусства многомерны. Имеют дар непредсказуемой пользы.

Два отношения к жизни

Напротив, в метро, сидит шесть человек. Из них вдруг привлекла внимание женщина с зажмуренными глазами. Глаза у неё были зажмурены так, как будто она это сделала в другом смысле — зажмурилась навек. А рядом сидел мужчина с невероятно трагическим лицом. Волосы его как бы встали от ужаса дыбом и переплелись. Глаза были необычайно выпучены — как бы от чрезмерного кошмара бытия, который ему нежданно открылся. Ну, бля, и пара!

Два отношения к жизни! Зажмуриться, замаскироваться под посмертный слепок. Чтобы ничего, ничего всего этого ужасного не видеть никогда. Или, напротив, выпучившись и всё-всё обозрев, поняв всю безысходность, превратиться в трагическую окаменелую маску.

В принципе, и в том и в другом есть нечто схожее.

Гармония лиры

На перроне был забор, узор — сеткой. А вот столбы имели украшение. Что-то вроде лиры.

По центру — прямая стрела. По бокам к ней прильнули две изогнутые ленты. Они напоминали то ли лошадиные, то ли лебединые шеи. И даже не прильнули, а будто кто привязал их за тонкие шеи к центральному направлению, и головки их мелкие обиженно и безвольно поникли.

Вот такая лира, вот такой инструмент для гармонии звуков — одной струне тяжко держать, двум другим — быть привязанными и удушенными, подумала я.

А все вместе поют сладкую гармоничную песню.

По-русски — это тройка, упряжь тройкой. Центральный конь — правильный, а правый и левый — с извращениями в беге и зрении. Связать их в пучок, воедино — и помчится Русь-тройка куда надо!

О выпивании на троих

И ещё я подумала: отчего любят распить бутылку на троих? Всё очень просто. Тезис-антитезис-синтез. Диалог скучноват. Тезис-антитезис, тезис-антитезис. Не хватает зрителя, судьи, внешнего не хватает. Не перед кем спектаклю разыгрывать. Для русских чрезвычайно важна Троица. Никулин, Вицин, Моргунов. Три богатыря. Чапаев, Петька и Анка. Зайчик, Волк и Ну Погоди! Двоих мало.

О сбывшейся тайной мечте

Во дворе гуляла пожилая женщина с другой немолодой женщиной. Мать с дочерью. Дочь была отчасти или совсем — дауном. Огромная, толстая, с детской раскормленностью, похожая на огромного пупса, с маленькими, видящими что-то своё детское, глазами. Мать по сравнению с ней была красавица — нормального телосложения, с тонкими, правильными чертами лица, прилично одетая. Обе чинно прогуливались под ручку. Мать руководила. Дочь подчинялась. Выгул старой послушной собачки, потерявшей половой интерес к жизни. Мечта женщины сбылась — дочь под боком, мать красивее и руководит, соперница побеждена по всем статьям, одиночество скрашено постоянным присутствием зависимого беспомощного существа…