Пелэм, или Приключения джентльмена - [18]

Когда мы стали в позицию, глаза наши встретились. Во взгляде Морленда я прочел такую лютую ненависть, что невольно опустил взор. В начале дуэли оба мы проявляли осторожность, но постепенно Морленд разгорячился. Он сделал несколько стремительных, но ловких выпадов, так что мне пришлось призвать на помощь все свое искусство. Дважды он находился в моей власти, но не сознавал грозящей ему опасности, я же хотел только обезоружить его или каким-либо другим способом заставить его прекратить поединок. Наконец возможность представилась. Он нанес сильный, но неловкий удар, шпага была выбита из его руки и отлетела на несколько ярдов в сторону, а острие моей уперлось ему в грудь. Он сделал движение, чтобы снова выпрямиться, поскользнулся и грудью наткнулся на мой клинок: неописуемый ужас охватил меня, я задрожал с головы до ног, увидев, что он лежит на земле, обливаясь кровью. Тело его корчилось в предсмертных судорогах, пальцы конвульсивно рвали траву, лицо искажала мука, гнев, последняя борьба со смертью, глаза смотрели прямо на меня. Это длилось лишь одно мгновение. Непоправимое свершилось — он был мертв! Единственного друга, по-настоящему любившего меня, человека с таким горячим сердцем, такого одаренного, великодушного не стало. Меня увезли прочь, куда — сам не знаю. Я был словно погружен в какой-то глубокий, страшный сон. Сверкни у ног моих молния, я бы не пробудился. Целый месяц, — так сообщили мне впоследствии, ибо я утратил ощущение времени, — целый месяц пролежал я в жару и бреду.

Послали за моим отцом. У него был приступ подагры. Как же он мог приехать? Послали за матушкой: она гостила у своего брата в Эссексе. Там собралось большое общество, все состоявшее из порядочных, фешенебельных людей. Тем не менее она решилась с ним расстаться. Экипаж ее минут пять простоял у моего крыльца, но моя болезнь показалась ей заразительной, — как же она могла задержаться? Она наняла для меня отличную сиделку, прислала еще двух врачей, взяла с них слово писать ей ежедневно и возвратилась в Лондон-парк, где произвела на всех пленительное и трогательное впечатление и без конца говорила о своих нервах и материнских заботах. Я выздоровел. Когда все случившееся ожило в моей памяти, я прежде всего спросил о Морлендах. Те, кто за мной ухаживал, отмалчивались, утверждая, что им ничего не известно, и умоляя меня лежать спокойно и не разговаривать; но это было притворство, за которым несомненно что-то скрывалось. В течение нескольких дней я находился в полном неведении, но так как от природы обладал могучим здоровьем, то, несмотря на нестихающую душевную тревогу, с каждым часом чувствовал себя физически все лучше и лучше. Когда я окреп настолько, что мог ходить без посторонней помощи, я рассчитал сиделку, отослал своего верного слугу, вышел на улицу, поручил какому-то мальчугану, игравшему в шарики (вот счастливец!), сбегать за наемной каретой, бросился в нее и велел ехать к Морлендам. Дом стоял запертый. Я трижды стучался, прежде чем мне открыли, наконец ко мне вышла какая-то безобразная старуха зловещего вида. «Где миссис Морленд?» — спросил я. «На кладбище Сент-Панкрас», — ответила старая ведьма с ужасным смехом. «Великий боже! — вскричал я, содрогаясь. — Так она умерла?» — «Да, ровно три недели тому назад. Когда ей сказали, что ее сын убит, с ней случился удар. Она в течение двадцати дней не говорила ни слова, только перед самой смертью вскричала: „Сын мой, сын мой!“ Когда же через час опять пришел доктор, она была уже мертва. Но боже мой, сэр, как вы плохо выглядите! Только ежели вы тоже собрались умирать, здесь-то хоть, пожалуйста, не умирайте. Мы и так уж довольно народу похоронили». Я прислонился к перилам крыльца, и мне стало так худо, что на несколько мгновений я, видимо, потерял сознание. Старуха принесла мне стакан воды. «Похоже, сэр, что вы хорошо знали миссис Морленд, а может быть, и бедняжку мисс Эллен?» — «А что с ней? — спросил я спокойным голосом, ибо на меня нашло спокойствие отчаяния. — Она, наверно, тоже скончалась?» — «Никак нет, сэр, только она не в своем уме, помешалась, сэр, ее отвезли в лечебницу доктора…» Я не стал слушать дальше. На ближайшие несколько недель я снова потерял сознание: лихорадочный бред возобновился. К счастью, наемный возница не отъезжал от крыльца. Как он нашел мое местожительство, — не знаю, но я был привезен домой. На этот раз врачи потеряли надежду на мое выздоровление. Но такие пустяки не могли довести меня до могилы. Я вновь открыл глаза, и сознание вернулось ко мне, но теперь здоровье мое было подорвано, юношеские силы свои я утратил, и с тех пор я уже не тот, что прежде. Не буду повествовать о постепенном своем выздоровлении. Наконец, я в последний раз заплатил врачу, обещал беречься, велел заложить экипаж и поехал в лечебницу д-ра…, куда, как мне сказала старуха, отвезли Эллен. Вся моя душа, все мои помыслы были полны одним. «Я должен увидеть ее», — сказал я себе и, не переставая, повторял про себя эти слова, пока не очутился у роковой двери. Ко мне вышел улыбающийся румяный человек, возглавлявший это учреждение. Никогда не встречался я ни с кем, хоть наполовину столь учтивым, как он. Но временами, когда с уст его сбегала угодливая улыбка и он уже не заставлял себя изображать любезность, лицо его принимало жестокое и зловещее выражение, свидетельствовавшее о характере, весьма подходящем для его профессии