Пеле. Я изменил мир и футбол - [13]
Когда уругвайцы прибыли в Рио на финальную игру, они поняли, какая роль в сценарии коронации Бразилии была им отведена, и поступили именно так, как и следовало ожидать от команды, имеющей за плечами победу на чемпионате мира: они взбунтовались. Игроки пришли в полную ярость и стали готовиться к сражению с необычайным подъемом. А тренеры и сопровождавшие команду официальные лица увидели в этой ярости золотой шанс.
Утром, перед началом матча, Мануэль Кабальеро, почетный консул Уругвая в Рио, купил двадцать экземпляров газеты, напечатавшей, что Бразилия уже «чемпион мира», и принес их в гостиницу «Paissandú», где разместилась уругвайская делегация. Когда футболисты сели, чтобы перекусить перед игрой, Кабальеро бросил им на стол газеты со словами: «Примите соболезнования, вас уже разгромили».
Комната сотряслась от криков и воплей возмущения. Один из игроков, Эусебио Техера, имевший репутацию чересчур эмоционального человека, вскочил и ударил кулаком в стену.
«Нет, нет и нет! Они не чемпионы! – вскричал он. – Это мы еще посмотрим, кто станет чемпионом!»
По другой версии, капитан уругвайской сборной Обдулио Варела собрал все газеты и отнес их в туалет, которым пользовались проживавшие в гостинице игроки. Он разбросал их там, и футболисты принялись мочиться на фотографии бразильских игроков.
Независимо от того, насколько сильным сохранялось нервное напряжение у уругвайских игроков на момент выхода в тот день на поле стадиона «Маракана», оно стало спадать, когда первый тайм закончился безрезультатно. Бразильское чувство неуязвимости получило пробоину, которую было не заделать. Даже забитый нами в начале второго тайма мяч лишь усилил осадную ментальность уругвайцев. Обдулио выхватил мяч из сетки ворот и, целую минуту держа его в руках, орал на всех: на судью, на толпу болельщиков. Мяч он при этом не отпускал. Опустив его, наконец, на траву и позволив игре возобновиться, он прокричал своим товарищам по команде:
«Либо мы выиграем, либо они убьют нас здесь!»
Конечно, он преувеличивал, но в тот день он едва ли был первым человеком в Бразилии, который делал из мухи слона. Команда откликнулась именно так, как и надеялся Обдулио, стремительно и с напором, и вскоре был забит мяч, уравнявший счет. После этого все оказалось в руках Альсидеса Гиджа, выдающегося игрока правого края уругвайской команды, который за какие-то десять минут до окончания встречи остался почти один у бразильских ворот.
Уругвай впереди
Обо всем, что случилось дальше, мы услышали по радио:
«Гиджа отдает мяч назад… Хулио Перес посылает его обратно на выход правому крайнему… Гиджа достигает лицевой… и с силой бьет. Это гол. Гол Уругвая! Второй гол Уругвая! Уругвай впереди – 2:1… Прошло тридцать три минуты…»
2:1
Возможно, предчувствуя наше неминуемое поражение, или, быть может, потому, что мне стало не по себе от нависшей в комнате тишины, или просто потому, что я еще был ребенком, я убежал на улицу играть с друзьями до того, как Уругвай забил тот второй гол. Без особого энтузиазма мы погоняли мяч, отметившись несколькими голами в нашу пользу. Но мы чувствовали, что дома не все ладно.
Чуть позже папины друзья стали медленно, шаркая ногами, покидать наш дом, их лица выражали страдание и обиду. Тут я уже, конечно, все понял. Положив мяч на землю, я сделал глубокий вдох и вошел в дом.
Дондиньо стоял спиной к гостиной, уставившись в окно.
– Па-ап?
Он повернулся, слезы текли по его щекам.
Я был ошарашен. Никогда раньше я не видел, чтобы отец плакал.
– Бразилия проиграла, – прохрипел он, будто едва мог выговорить эти слова. – Бразилия проиграла.
Бразилия проиграла
Много позже Альсидес Гиджа, забивший победный гол, скажет: «Никогда в жизни я не видел народа печальнее, чем бразильцы после своего поражения. За всю историю лишь троим удалось одним движением заставить умолкнуть «Маракану» – папе римскому, Фрэнку Синатре и мне», – добавлял он уже с меньшим сочувствием.
Когда раздался финальный свисток, тысячи людей на трибунах зарыдали. Одному Богу известно, сколько было тех, кто последовал их примеру по всей Бразилии. Настроение было настолько мрачным, что некоторым уругвайцам, ждавшим выхода на поле президента ФИФА и творца Кубка мира Жюля Риме, чтобы получить от него честно завоеванный трофей, захотелось убежать в раздевалку. «Я плакал больше, чем бразильцы, – вспоминал Скьяффино, забивший первый уругвайский мяч в том матче, – потому что я видел, как они страдают».
За стенами «Мараканы» разгневанные толпы подожгли пачки газет, в том числе, надо полагать, и тех изданий, которые преждевременно провозгласили Бразилию чемпионом. Стадион не сгорел, но статую мэра, которую он сам себе установил у входа, повергли на землю, а оторванную голову памятника сбросили в протекающую рядом реку Маракана. Спустя несколько часов бразильские футболисты покинули арену в каком-то оцепенении. Многие, пошатываясь, ввалились в соседние бары, откуда часть игроков не выходила в течение нескольких дней. Фриаса, забивший единственный бразильский гол, был узнан группой фанатов, которые начали выкрикивать ему вслед имена уругвайских игроков-победителей: «Обдулио! Гиджа!» Фриаса признавался: «Я понял тогда, что эти крики будут преследовать меня всю оставшуюся жизнь».
