Печать и колокол (Рассказы старого антиквара) - [77]

КОГДА АНГЕЛ ИГРАЕТ НА АРФЕ…

В рассказе Василия Петровича присутствовали: фаворитка французского короля мадам Помпадур, алхимик и парфюмер Лоренцо Менотти, с одинаковым искусством изготовлявший самые ароматные духи и самые надёжные яды, русская императрица Елизавета Петровна и бесподобный маг Фальери, который умел превращать зиму в лето, а весну — в осень. В нем было всё, кроме ангела, играющего на арфе… Но, во-первых, рамки любого рассказа ограничены, а во-вторых, оказавшийся в заглавии ангел всё-таки присутствовал во время нашей беседы. Он пристроился на старинном хрустальном флаконе с остроконечной пробкой. А именно этот флакон и послужил поводом к рассказу.

— Для духов, разумеется, создавались и более изящные сосуды. Но ни у одного из них не было такой богатой биографии, как у нашего флакона, — сказал Василий Петрович и, одобрительно кивнув неутомимому ангелу, который уже два века не расставался со своей арфой, спросил: — Как вы думаете, сколько лет насчитывает искусство косметики и парфюмерии?

— Представления не имею.

— А все же?

По весёлому блеску в глазах Василия Петровича легко было понять, что на столетия скупиться не следует.

— Веков десять — пятнадцать?

Он отрицательно покачал головой.

— Два тысячелетия?

— Нет, побольше.

— Четыре тысячи лет?

Василий Петрович был явно не в восторге от моей фантазии.

— Палочки губной помады, — назидательно сказал он, — были найдены археологами в доисторических пещерах, голубчик. Да, в пещерах. Чем люди научились пользоваться раньше, огнём или помадой, — это ещё вопрос. Во всяком случае, неандертальцы знали по меньшей мере семнадцать косметических красок, а это, согласитесь, не так уж мало. «Четыре тысячи лет»! Четыре тысячи лет назад был золотой век косметики.

Древнеегипетские красавицы, чьи мумии ныне покоятся в различных музеях мира, пользовались великолепными розовыми и красными лаками для маникюра, румянами и помадами.

А о парфюмерии и говорить не приходится. Благовония, которые чаще всего приготовляли из цветов, считались необходимой принадлежностью дома. Во время пиров у Клеопатры лепестками роз усыпали пол, а гирляндами этих цветов украшали стены и колонны. Розовой водой струились многочисленные фонтаны, а гости в розовых венках возлежали на розовых подушках и пили розовое вино из увитых розами кубков…

Дань косметике отдали Финикия, Египет, Эллада, воинственный Рим и Византия.

Первая модница своего времени, византийская императрица Феодора держала при себе целый штат косметологов и парфюмеров. На сделанном из цитрусового дерева туалетном столике императрицы стояли сотни флаконов и баночек с самой разнообразной косметикой. Выкрашенные в голубоватый цвет волосы Феодоры были усыпаны тончайшей золотой пудрой, а благоуханное туалетное мыло ей специально привозили из Испании…

Кстати говоря, косметика вслед за христианством пришла на Русь из той же Византии.

Наши прабабушки умывались отваром овсяной муки, смешанной с белилами, что, по свидетельству летописцев, делало их лица белыми и лучезарными.

Сваренный в воде толчёный ячмень заменял нынешний крем от загара. Приготовленное особым способом сорочинское зерно разглаживало морщинки на лице.

Парфюмерию составляли «ячное пиво», «гуляфная водка», росный ладан, розовая вода и перец, ибо, как указывал один из парфюмеров того времени, «перец ефиопский, аще во рту жуем, — благовоние рту наводит».

Русские красавицы удлиняли себе ресницы (для этого существовали специальные «клеельницы») и злоупотребляли гримом.

Боярыни и боярышни красили не только лицо, но и шею, руки. Составленная из металлической сажи с розовой водой черная краска закапывалась даже в глаза. Чёрные ресницы перекрашивались в белые, а белые — в чёрные.

Несомненными признаками женской красоты на Руси XVI и XVII веков были белое лицо, красные щёки, тонкие пальцы рук, большие ноги и толстый стан.

В период средневековья искусство красоты в Европе находилось в упадке. А в эпоху Ренессанса две неразлучные сестры — Косметика и Парфюмерия — вновь вернулись на свой благоухающий трон.

Они завоёвывали королевские дворцы; неприступные, казалось бы, замки; вторгались в респектабельные дома буржуа и жилища ремесленников. Но они не посягали на сословные перегородки: то, что поощрялось на верхней ступеньке иерархии, запрещалось на нижней.

У каждого сословия были свои наряды, свои украшения, своя косметика. Так определила королевская власть, которая очень опасалась, как бы модистку ненароком не приняли за благородную дворянку, а настоящую принцессу не перепутали с какой-нибудь захудалой графиней, чей замок вот-вот готов развалиться.

Поэтому принцессу, не прибегая к горошине, легко было узнать не только по длине шлейфа (принцессам королевской крови разрешался шлейф до шести метров, а дочерям короля — почти до одиннадцати), но и по яркости румян. Эти румяна так и назывались: «королевские». Поэтому у принцесс, как сообщают братья Гонкур в своей весьма любопытной книге «Женщина XVIII века», были самые пунцовые щеки во всей Франции. Герцогиням и маркизам предписывались более спокойные тона румян. Щеки нетитулованных дворянок напоминали розовую пастилу. А представительницам третьего сословия приходилось проявлять крайнюю умеренность.