Печать Длани Господней - [8]

Потянувшись к камину, Холмс приблизил руки к огню и стал потирать их, грея.

— Я прочитал заключения ваших экспертов, инспектор, — продолжал Холмс. — Меня заинтересовало, почему в ране фермера, где остались ворсинки, нитки и волокна материи, не найдено частичек кожи, хотя по краям огнестрельной раны присутствие их очевидно. Это подтверждает факт удаления лоскутка кожи до выстрела. Что же касается банкира, мистера Кросби, то выстрел не оставил на стене ни частичек кожи, ни частичек мускульной ткани. А это говорит нам о том, что роковой выстрел, равно как и предварившее его оперативное вмешательство, произведены были в другом месте, второй же выстрел убийца направлял непосредственно и исключительно в стену.

— Но в каком же другом месте убийца мог все это проделать, мистер Холмс? — недоуменно спросил Макинсон.

— Там, куда мистер Кросби отправился после работы. Узнав, где он находился, выйдя из банка, мы, возможно, получим ключ к разгадке, — отвечал Холмс. — Из вашего рапорта, инспектор, следует, что в квартире Кросби с утра никого не было: огонь в камине погас, в раковине находилась немытая посуда, оставшаяся от завтрака. По моему мнению, мистер Кросби встретил своего убийцу там, куда пошел ранним вечером.

— Господи боже, — пробормотал я. Бросив взгляд на Макинсона, я понял, что и его одолевают сомнения. — Но зачем ему понадобились эти… эти отметины? Что он делал с этими кусками кожи?

Тут Холмс повернулся ко мне:

— Может быть, вы, Ватсон, будете так любезны и объясните нам происхождение так называемых родимых пятен.

— Ну, — заколебался я, — откуда они берутся и что их вызывает, никто толком не знает. Они довольно часты у новорожденных и получили даже название «аистов клюв», потому что отметины часто располагаются на лбу между бровями и на затылке, словно этот след оставляет аист, когда приносит ребенка в клюве. У новорожденных пятна эти бывают нестойкими и со временем, по мере роста ребенка, исчезают. Согласно популярной, хоть и неверной теории, пятна эти образует плодная оболочка в тех местах, где врастает в собственную кожу находящегося в утробе младенца. Такие родимые пятна еще называют «печатями Длани Господней», и есть поверье, что они приносят счастье.

— Не большое счастье, по-моему, — фыркнул Макинсон, — жить всю жизнь с красным пятном на роже!

— Как я уже сказал, инспектор, у детей такие пятна с возрастом проходят. Те же, что остаются, называются «винными» или «клубничными» пятнами — в зависимости от цвета. В медицине это зовется кожной гемангиомой, образуемой ненормальным разрастанием поверхностных сосудов, так сказать, их переизбытком в кожном покрове. Чаще всего они поражают кожу лица — случай Кросби в этом смысле типичен, — но бывает, они встречаются и где угодно на теле.

«Винные» пятна остаются у человека на всю жизнь, хотя со временем некоторые из них могут бледнеть, «клубничные» же менее стойки.

Холмс кивнул:

— Представим себе теперь, что наш убийца уверовал в старую сказку о том, что пятна предвещают удачу в жизни, счастливую судьбу. Тогда у него вполне могла родиться мысль, что, заимев большее количество подобных родинок, можно изменить свою жизнь к лучшему. Возможно, он был несчастлив, считал, что ему не везет.

— Вы сказали «большее количество», — подал я голос.

— Да, сказал. Я думаю, что убийца тоже имел подобную отметину и слышал, возможно от матери, что это означает, будто его отметил своей дланью сам Господь. Но собственная его жизнь, как ему казалось, никак не подтверждала счастливого предзнаменования, и он решил, что изменить ее ему помогут новые родинки.

Я покосился на Макинсона — лицо его выражало недоверие.

— Может быть, и так, мистер Холмс, — сказал он, — но как находил убийца свои жертвы? Не считая учительницы и банкира, родинки остальных не были видны, и никто из них никогда их не показывал.

— Ну, может быть, слово «никогда» тут не подходит, — сказал Холмс с широкой улыбкой. — Скажите мне, есть у вас в городе общественный бассейн?

Макинсон покачал головой:

— Нет. Ближайший такой бассейн в Лидсе.

Холмс вновь улыбнулся, на этот раз с видимым удовлетворением.

— Ватсон, — сказал он, даже не пытаясь скрыть возбуждение, — чем славится Хэрроугейт?

— Славится? Хэрроугейт? — Я судорожно пытался сообразить, к чему клонит мой друг. — Ничего, кроме холодных ветров, мне в голову не приходит, — подумав, отвечал я.

— Водой, Ватсон!

— Водой? — Я по-прежнему ничего не понимал.

— Хэрроугейт — курортный городок, и славится он, как говорят, лечебными и оздоровительными свойствами своей родниковой воды.

— Ну да, так и есть, мистер Холмс, — подтвердил инспектор.

— А ванны, где можно погружаться в эту воду, у вас имеются?

— Турецкая баня и прочее в этом роде — да, — сказал Макинсон. — Сам я, конечно, там не бывал, но некоторые очень этим увлекаются. — Помолчав, инспектор добавил: — Хозяином там один чудной парень.

Холмс так и подскочил:

— Чудной, говорите? А родинка у него есть?

Макинсон покачал головой:

— Нет, родинки, по крайней мере видимой, я у него не замечал.

Холмс сразу же скис — возбуждение, разом вспыхнув, мгновенно же и угасло.