Печаль на двоих - [31]

— Нет, мы с женой переехали сюда сразу после войны, и я не знаю никого, кто жил бы тут дольше нас. Но все мы слышали про женщину, которая была здесь хозяйкой родильного дома и убивала детей.

Джозефина не стала его поправлять, но подумала: как же со временем искажается история. Сэч пришла бы в ужас, узнав, что, несмотря на все ее тщательные старания не иметь ничего общего с фактическим кровопролитием, вошла в историю как убийца.

— Обо всем этом даже думать не хочется, правда? — сказал незнакомец и двинулся прочь.

К тому времени как Джозефина закончила свои записи, Билл уже подъехал к дальнему концу улицы, и она пошла ему навстречу.

— Увидели все, что хотели? — спросил он, не выходя из машины, и Джозефина кивнула. — Тогда как насчет короткой поездки в Ислингтон посмотреть на жилище Уолтерс? Если мы поторопимся, то успеем туда до темноты.

— Билл, у вас действительно есть время везти меня в Ислингтон? Я же знаю, как вы заняты, Арчи сказал мне, что дел у вас тьма-тьмущая.

— Вы представить себе не можете, сколько времени может уйти на допрос одного свидетеля. А уж пробки в районе Финчли в это время дня просто неописуемы. — Билл подмигнул Джозефине. — В любом случае инспектора Пенроуза не может расстроить то, о чем он не знает.

Джозефина села в машину, и тут же с приборного щитка на нее повеяло запахом бекона.

— Время ленча давно прошло, и я подумал, что вы, наверное, проголодались, — сказал Билл. — За углом есть приличное кафе, но если мы туда заглянем, то не успеем до темноты попасть на Дэнбери-стрит.

Тронутая его вниманием, Джозефина развернула жиронепроницаемую бумагу.

— Билл, я же сказала, что за ленч плачу я. Вы и так делаете мне уйму одолжений.

— Мне, мисс, это приятно. А в следующий раз вы меня угостите.

Сначала они катили назад по той же дороге, по которой приехали в Ист-Финчли, а потом резко свернули влево. Пока сержант пробирался по лабиринту маленьких улочек, отходивших от Каледониан-роуд, Джозефина восхищалась тем, с какой уверенностью он выбирал маршрут. Не будучи лондонцем по рождению, Билл, однако, слился с городом так, как нередко с ним сливаются те, кто переехал сюда жить по собственному выбору. Сейчас трудно представить, как чувствовал он себя в этом городе, когда перебрался сюда совсем юным парнишкой, — ведь именно таким Билл, судя по всему, и был во время процесса над Сэч и Уолтерс.

— А вы многое помните об этом деле? — спросила Джозефина.

Она доела бутерброд и, как Билл ей велел, бросила пакет себе под ноги, где он присоединился к куче остального мусора, скопившего там по крайней мере за неделю.

— Боюсь, что не очень. Если честно, я так был занят делами, в которых мне поручали участвовать, что уже было не до тех, к которым я не имел прямого отношения. Я, конечно, об этом деле слышал, и в Ярде о нем тоже без конца говорили, потому что Уолтерс жила в одном доме с двумя полицейскими. Но к тому времени, как меня к нему подключили, оно практически было закончено. Я лишь участвовал в доставке братьев Биллингтон.

— Когда я узнала, где жила Уолтерс, была просто потрясена. Как ее угораздило поселиться рядом с двумя полицейскими?

— Ну, судя по всему, она особым умом не отличалась.

— Если доверять ее показаниям, то она была совсем необразованна. Но что касается ума… Может быть, она специально притворялась глупее, чем была на самом деле?

— Возможно, тут имел место двойной блеф, и тогда это была с ее стороны невероятная наглость. Убийство детей под носом у полицейских настолько нелепо, что в такое невозможно поверить.

— Ей это и вышло боком.

Билл вопросительно посмотрел на Джозефину.

— То, что она приносила домой младенцев, вызвало у полицейских подозрения, и они стали за ней следить. Уолтерс поймали на месте преступления — с мертвым ребенком. Неизвестно, попалась бы она вообще, если бы жила в каком-то другом месте.

— А какие еще имелись против нее доказательства?

— Одна свидетельница рассказывала, что видела как-то Уолтерс в харчевне в Уайтчепеле, и в руках у нее был завернутый в одеяло младенец. У женщины возникли подозрения, потому что ребенок не ворочался и не издавал никаких звуков, а Уолтерс дала ей нелепое объяснение, что он под наркозом. Была еще одна свидетельница: кажется, ее звали Эванс. — Джозефина пошарила в сумке в поисках блокнота, полистала страницы, а потом отодвинула от себя блокнот так, чтобы прочитать свои записи без очков. — Прошу прощения, ее звали Нора Эдвардс. Похоже, она выдала их обеих. Эта женщина прочла в газете объявление Сэч и явилась к ней в лечебницу, чтобы родить ребенка. Сэч пыталась уговорить ее отдать младенца на воспитание, но Нора отказалась — решила оставить ребенка себе. Нора поселилась в доме у Сэч, став ее служанкой. На суде Эдвардс свидетельствовала, что Уолтерс постоянно уносила из дома детей, и служанке было строго-настрого приказано не рассказывать матерям, кто их забирал. — Джозефина отложила в сторону блокнот и задумалась. — Знаете, когда я читала отчеты из зала суда, эта часть мне была совершенно непонятна. Эдвардс явно знала, что происходит, в чем я еще больше убеждена сейчас, когда увидела Клеймор-Хаус. Почему же она оставалась в доме? Как она могла там находиться, зная, что ее собственное дитя едва избежало такой же участи? В лучшем случае Эдвардс, делая вид, что ничего не замечает, способствовала преступлению, а в худшем — играла в нем гораздо более важную роль. Вероятно, Эдвардс свидетельствовала против Сэч и Уолтерс для того, чтобы спасти собственную шкуру.