Павел Судоплатов — гений террора - [24]

— Вот уж угостим пана, так угостим, от души. Зубов не соберет, — удовлетворенно сказал Слуцкий, любовно разглядывая картонный корпус бомбы, богато покрытый украинским орнаментом.

— Товарищи, а если мина взорвется в людном месте, ведь пострадают невинные люди, — задумчиво произнес Судоплатов (гуманизм являлся отличительной чертой Павла Анатольевича и был присущ ему всегда). — Что тогда?

— Одним буржуем больше, одним меньше, велика потеря, — меланхолично отозвался Шпигельглаз.

Перед началом операции Павла Судоплатова, вместе с заместителем начальника И НО, принял нарком Ежов. Беседа была короткой, не более десяти минут. Николай Иванович молча выслушал изложенный Шпигельглазом план предстоящих действий, сказал:

— Хорошо, возражений не имею, — тяжело глянув на Судоплатова, добавил: — Желаю удачи. Враг должен знать, что у нас длинные руки. — и распростер над необъятным столом свои короткие ручонки.

23 мая 1938 года советское грузовое судно «Шилка» бросило якорь в порту Роттердама. Был теплый, солнечный день. В 11 часов 45 минут Павел Судоплатов вошел в ресторан «Атланта», где у него была назначена встреча с Евгеном Коновальцем.

— Хай живе вильна Украйна! — тепло приветствовал его руководитель ОУН.

— Геть москальское иго! — откликнулся советский разведчик.

Встреча «соратников» была непродолжительной. Выпив кружку пива, Судоплатов заявил, что ему необходимо вернуться на судно. Коновалец понимающе кивнул головой. Они условились снова встретиться в центре Роттердама в пять часов вечера.

Уходя, Павел Судоплатов широким жестом достал из внутреннего кармана пиджака коробку конфет и положил ее на столик рядом с Коновальцем.

— Подарок пану Коновальцу от неньки-Украйны, — сказал елейным голосом.

Коновалец довольно крякнул: — Добрый подарок, добрый…

«Мы пожали друг другу руки, и я вышел, сдерживая свое инстинктивное желание тут же броситься бежать», — напишет Павел Анатольевич в своих воспоминаниях.

Через несколько минут после его ухода Коновалец тоже покинул помещение ресторана. Метрдотель, позже опрошенный полицией, сообщит, что господин уходил из заведения в прекрасном расположении духа, с улыбкой на лице. Часовой механизм отсчитывал господину последние мгновения жизни.

Взрыв прогремел в 12 часов 15 минут на главной улице города Колсингер, близ кинотеатра «Люмис». Сила взрыва была столь велика, что клочья от Коновальца разлетелись по улице до сотни метров. Все тело несчастного было жутко изуродовано, кроме головы, которая осталась цела. От взрыва также пострадало четверо прохожих — голландцев. Господина Фишера взрывной волной забросило в витрину магазина готового платья, госпожу Фишер припечатало о стену дома, двое других граждан отделались легкой контузией, ушибами и страшным испугом.

Сам Судоплатов напишет о ликвидации руководителя ОУН следующее:

«Помню, как, выйдя из ресторана, свернул направо на боковую улочку, по обе стороны которой располагались многочисленные магазины. В первом же из них, торговавшем мужской одеждой, я купил шляпу и светлый плащ. Выходя из магазина, я услышал звук, напоминавший хлопок лопнувшей шины. Люди вокруг меня побежали в сторону ресторана. Я поспешил на вокзал, сел на первый же поезд, отправлявшийся в Париж, где утром в метро меня должен был встретить человек, лично мне знакомый. Чтобы меня не запомнила поездная бригада, я сошел на остановке в часе езды от Роттердама. Там, возле бельгийской границы, я заказал обед в местном ресторане, но был не в состоянии притронуться к еде из-за страшной головной боли. Границу я пересек на такси — пограничники не обратили на мой чешский паспорт ни малейшего внимания. На том же такси я доехал до Брюсселя, где обнаружил, что ближайший поезд на Париж только что ушел. Следующий, к счастью, отходил довольно скоро, и к вечеру я был уже в Париже. Все прошло без сучка и задоринки. В Париже меня, помню, обманули в пункте обмена валюты на вокзале, когда я разменивал сто долларов. Я решил, что мне не следует останавливаться в отеле, чтобы не проходить регистрацию: голландские штемпели в моем паспорте, поставленные при пересечении границы, могли заинтересовать полицию. Служба контрразведки, вероятно, станет проверять всех, кто въехал во Францию из Голландии.

Ночь я провел, гуляя по бульварам, окружавшим центр Парижа. Чтобы убить время, пошел в кино. Рано утром, после многочасовых хождений, зашел в парикмахерскую побриться и помыть голову. Затем поспешил к условленному месту встречи, чтобы быть на станции метро к десяти утра. Когда я вышел на платформу, то сразу же увидел сотрудника нашей разведки Агаянца, работающего третьим секретарем советского посольства в Париже. Он уже уходил, но, заметив меня, тут же вернулся и сделал знак следовать за ним. Мы взяли такси до Булонского леса, где позавтракали, и я передал ему свой пистолет и маленькую записку, содержание которой надо было отправить в Москву шифром. В записке говорилось: «Подарок вручен. Посылка сейчас в Париже, а шина автомобиля, на котором я путешествовал, лопнула, пока я ходил по магазинам». Агаянц, не имевший никакого представления о моем задании, проводил меня на явочную квартиру в пригороде Парижа, где я оставался в течение двух недель».