Павел I без ретуши - [59]

В. А. Плавильщиков давно уже послал слугу к театральному бутафору просить какой-нибудь старой театральной трехугольной шляпы; если бы кто предложил 100 000 руб. за трехугольную шляпу, то и тогда не мог бы получить ее: во всех лавках, шляпами торгующих, и о заводе трехугольных шляп помысла не было. Слуга Плавильщикова замедлил; вот уже два часа пополудни, а слуги еще нет! В тогдашнюю эпоху всякая безделица наводила беспокойство; но скоро мы услышали большое словопрепирание, крик и всегда сему сопутствующую брань. Мы оба потихоньку сошли с лестницы, приложили уши к двери, чтобы дознать причину словопрения и услышали следующий разговор:

Слуга Плавильщикова:

— Да что вы за бестолочь, не пускаете меня в дом, где я живу; меня посылал мой господин вот за шляпою, видите вот она, он меня дожидается.

Начальник когорты отвечал:

— Да хотя бы сам Гавриил митрополит тебя дожидался, и тогда не пропущу; ты слеп разве, посмотри хорошенько буркалами, видишь дверь мажут, а мазать двери повелел государь, и нам приказано до вечера все двери, ставни, квасни, фонарные столбы непременно вымазать в шахматы по данному образцу, а кто не вымажет назначенной лепорции [пропорции], тому посулена стоика богатая — 500 палок на спину; так я такого сытного угощения не желаю, и коли ты еще будешь нам мешать мазать, так я тебя так чупрысну по мордасу, что ты все звезды на небе пересчитаешь!

Василий Алексеевич закричал слуге:

— Что ж делать, дожидайся, пока окончат мазанье!

Вечером, часов в 9, мне наняли сани, и я благополучно доехал домой. Лишь только я перешагнул порог в мою комнату, Филипп, дядька, объявил мне, что дежурный вахтмейстер… присылал гефрейтора с приказом, чтобы я в 5 часов утра явился на ротный двор просто в плаще, а там будут меня одевать по новой форме, что я наряжен на ординарцы к его величеству государю. Весть эта меня как морозом охватила; нечего делать — в 5 часов утра я был уже на ротном дворе; двое гатчинских костюмеров, знатоков в высшей степени искусства обделывать на голове волоса по утвержденной форме и пригонять амуницию по уставу, были уже готовы; они мгновенно завладели моею головою, чтобы оболванить ее по утвержденной форме, и началась потеха. Меня посадили на скамью посредине комнаты, обстригли спереди волосы под гребенку, потом один из костюмеров… начал мне переднюю часть головы натирать мелко истолченным мелом; если Бог благословит мне и еще 73 года жить на сем свете, я этой проделки не забуду!

Минут 5 и много 6 усердного трения головы моей костюмером привело меня в такое состояние, что я испугался, полагал, что мне приключилась какая-либо немощь: глаза мои видели комнату, всех и все в ней находившееся вертящимися. Миллионы искр летали во всем пространстве, слезы текли из глаз ручьем. Я попросил дежурного вахмистра остановить на несколько минут действие г-на костюмера, дать отдых несчастной голове моей. Просьба моя была уважена, и г-н профессор оболванения голов по форме благоволил объявить вахт-мейстеру, что сухой проделки [т. е. пудры] на голове довольно, теперь только надобно смочить да засушить; я вздрогнул, услышав приговор костюмера о голове моей. Начинается мокрая операция. Чтобы не вымочить на мне белья, меня… окутали рогожным кулем; костюмер стал против меня ровно в разрезе на две половины лица и, набрав в рот артельного квасу, начал из уст своих, как из пожарной трубы, опрыскивать черепоздание мое; едва он увлажил по шву головы, другой костюмер начал обильно сыпать пуховкою на голову муку во всех направлениях; по окончании сей операции прочесали мне волосы гребнем и приказали сидеть смирно, не ворочать головы, дать время образоваться на голове клестер-коре; сзади в волоса привязали мне железный… прут для образования косы по форме, букли приделали мне войлочные, огромной натуры, посредством согнутой дугою проволоки, которая огибала череп головы и, опираясь на нем, держала войлочные фальконеты [букли] с обеих сторон, на высоте половины уха. К 9 часам утра составившаяся из муки кора затвердела на черепе головы моей, как изверженная лава вулкана, и я под сим покровом мог безущербно выстоять под дождем, снегом несколько часов, как мраморная статуя, поставленная в саду. Принялись за облачение тела моего и украсили меня не яко невесту, но яко чучело, поставляемое в огородах для пугания ворон. Увидав себя в зеркале, я не мог понять, для чего преобразовали меня из вида человеческого в уродливый вид огородного чучелы. […]

Я был одет уже по новой [гатчинской форме]. Плац-адъютант провел меня в предкабинетную комнату и сказал: «Будь здесь неотлучно». Брадобрей царский, Иван Павлович Кутайсов… подошел сам ко мне и начал преподавать правила, как я должен исполнять свою должность [ординарца Павла I].

…Вскоре после сего наставления Иван Павлович Кутайсов вышел из кабинета царского и сказал мне:

— Император сейчас изволит ехать верхом. Ты поедешь за ним, ступай скорее, чтобы твоя лошадь была готова.

Я только что успел приготовить лошадь свою, как государь уже сходил с лестницы под большими средними воротами въезда на большой двор; Фрипон