Павел I без ретуши - [49]

Император через офицерскую комнату прошел в свой кабинет, а из коридора вышла Екатерина Ивановна Нелидова, спокойно подняла свой башмак и вернулась туда же, откуда пришла.

На другой день, когда я сменялся с караула, его величество подошел ко мне и шепнул:

— Mon cher, nous avons eu du grabuge hier.

— Oui, Sire[53], — отвечал я. […]

…в тот же день, вечером, на балу, император подошел ко мне как к близкому приятелю и поверенному и сказал:

— Mon cher, faites danser quelque chose de joli[54].

Я сразу смекнул, что государю угодно, чтобы я протанцевал с Екатериной Ивановной Нелидовой. Что можно было протанцевать красивого, кроме менуэта или гавота сороковых годов? Я обратился к дирижеру оркестра и спросил его, может ли он сыграть менуэт, и, получив утвердительный ответ, я просил его начать и сам пригласил Нелидову, которая, как известно, еще в Смольном отличалась своими танцами. Оркестр заиграл — и мы начали. Что за грацию выказала она, как прелестно выделывала па и повороты, какая плавность была во всех движениях прелестной крошки, несмотря на ее высокие каблуки — точь-в-точь знаменитая Лантини, бывшая ее учительница! Со своей стороны и я не позабыл уроков моего учителя Канциани и при моем кафтане a la Frederic le Grand[55], мы оба точь-в-точь имели вид двух старых портретов. Император был в полном восторге и, следя за нашими танцами во все время менуэта, поощрял нас восклицаниями: «C’est charmante, c’est superbe, c’est délicieux!»[56].

Из «Записок» Александра Николаевича Вельяминова-Зернова:

Нелидова, для большей безопасности от его [Павла I] преследований, поселилась в Смольном монастыре. Однажды Павел, находясь в Смольном с своей фамилией на детском бале, вдруг среди оного пошел из танцевальной залы по коридорам монастыря. Эконом этого заведения, граф Кутайсов и еще кто-то третий последовали за ним; он скорыми шагами прошел в комнаты Нелидовой, отдернул занавесы ее кровати и с восторгом восклицал: «Это храм добродетели! Это храм непорочности! Это божество в образе человеческом!», стал на колени, несколько раз поцеловал ее постель, а потом отправился назад. Нелидова находилась в это время в танцевальной зале при императрице. Мне сказывал это один из очевидцев.

Из «Записок» Федора Николаевича Голицына:

На место девицы Нелидовой к государю вошла в милость княжна Лопухина. Продолжение такого поведения нанесло ему еще больший вред: ибо, отдаляясь более и более от своей августейшей супруги, в нраве своем становился он час от часу свирепее и от малых причин мог быть раздражен; а императрица, по своей кротости и благонравию, была во всяком случае нужна своему августейшему супругу, дабы утолять его непомерной гнев и смягчать сердце. До отдаления еще девицы Нелидовой, государыня, приметя ее почтительное обращение и удостоверяся, что со стороны государя настоящей любовной страсти в связи сей не было, обратилась к ней и стала с нею милостиво обходиться. Сия перемена произвела в государе желаемый успех, и приметили тогда, что он гнев свой стал иногда умерять. Но сие положение, к несчастию, не продолжилось. Новый и уже настоящий предмет любви (княжна Лопухина), возродив в нем новую страсть, приводил его еще более и чаще прежнего в волнование.

Из воспоминаний Федора Гавриловича Головкина:

Со времени коронования император стал обращать внимание на старшую из дочерей московского сенатора Лопухина [Петра Васильевича]. Благодаря разным обстоятельствам ему пришлось с ней встретиться вторично. Он полагал, что для того, чтобы походить на Франциска I, Генриха IV или Людовика XIV, надо было иметь официальную фаворитку, или, точнее выражая его мнение на этот счет, иметь «даму своих мыслей», и Анна Лопухина, хотя она не была ни хороша собой, ни особенно любезна, соединяла, в его глазах, все, что можно было требовать для столь блестящего положения. […]

…добродетель Анны Петровны оставалась непоколебимой… Она отказывалась от всех предложений императора и заявила ему наконец, что ее сердце принадлежит князю Гагарину. Павел довершил свое великодушие тем, что не воспротивился этому браку. Свадьба молодой пары была отпразднована в присутствии двора, и княгиня Гагарина стала если и не фавориткой, то во всяком случае другом государя, который продолжал ее осыпать своими милостями. […]

Все при дворе изменило свой облик. Семья императора превратилась лишь в декорацию театра, предназначенного для торжества фаворитки. […]

…гроза разразилась. Около десяти часов император послал за великим князем наследником и приказал ему отправиться к императрице и передать ей строжайший запрет когда-либо вмешиваться в дела. Великий князь сначала отклонил это поручение, старался выставить его неприличие и заступиться за свою мать, но государь, вне себя, крикнул: «Я думал, что я потерял только жену, но теперь я вижу, что у меня также нет сына!» Александр бросился отцу в ноги и заплакал, но и это не могло обезоружить Павла. Его величество прошел к императрице, обошелся с ней грубо, и говорят, что если бы великий князь не подоспел и не защитил бы своим телом мать, то неизвестно, какие последствия могла иметь эта сцена. Несомненно то, что император запер жену на ключ и что она в течение трех часов не могла ни с кем сноситься. Г-жа Нелидова, которая считала себя достаточно сильной, чтобы выдержать эту грозу, и настолько влиятельной, чтобы управиться с нею, пошла к рассерженному государю, но вместо того, чтобы его успокоить, она имела неосторожность — довольно странную со стороны особы, воображавшей, что она его так хорошо изучила, — осыпать его упреками. Она указала ему на несправедливость его поведения с столь добродетельной женой и столь достойной императрицей и стала даже утверждать, что знать и народ обожают императрицу…