Павел I без ретуши - [34]

— Павел! Бедный Павел! Бедный князь!

Я обратился к Куракину, который тоже остановился.

— Слышишь? — спросил я его.

— Ничего не слышу, — отвечал тот, — решительно ничего.

Что касается до меня, то этот голос и до сих пор еще раздается в моих ушах. Я сделал отчаянное усилие над собой и спросил незнакомца, кто он и что ему нужно.

— Кто я? Бедный Павел! Я тот, кто принимает участие в твоей судьбе и кто хочет, чтобы ты не особенно привязывался к этому миру, потому что ты не долго останешься в нем. Живи по законам справедливости, и конец твой будет спокоен. Бойся укора совести: для благодарной души нет более чувствительного наказания.

Он прошел снова, глядя на меня все тем же проницательным взором. И если я прежде остановился, когда остановился он, так и теперь я почувствовал желание пойти, потому только, что пошел он. Он не говорил, и я не чувствовал особого желания обратиться к нему с речью. Я шел за ним, потому что он теперь направлял меня. Это продолжалось более часа. Где мы были, я не знал…

Наконец мы пришли к большой площади, между мостом через Неву и зданием Сената. Он пошел прямо к одному как бы заранее отмеченному месту площади, где в то время воздвигался монумент Петру Великому[34]; я, конечно, следовал за ним и затем остановился.

— Прощай, Павел, — сказал он, — ты еще увидишь меня опять здесь и кое-где еще.

При этом шляпа его поднялась как бы сама собою, и глазам моим представился орлиный взор, смуглый лоб и строгая улыбка моего прадеда Петра Великого. Когда я пришел в себя от страха и удивления, его уже не было передо мною…

Часть II Император Павел I

Кончина Екатерины II

Из воспоминаний графа Федора Васильевича Ростопгина:

…она [Екатерина II] с лишком полчаса не выходила из гардероба, и камердинер Тюльпин, вообразив, что она пошла гулять в Эрмитаж, сказал о сем Зотову, но этот, посмотрев в шкаф, где лежали шубы и муфты императрицы (кои она всегда сама вынимала и надевала, не призывая никого из служащих), и видя, что все было в шкафу, пришел в беспокойство и, пообождав еще несколько, минут, решился идти в гардероб, что и исполнил. Отворив дверь, он нашел императрицу лежащею на полу, но не целым телом, потому что место было узко и дверь затворена, а от этого она не могла упасть наземь. Приподняв ей голову, он нашел глаза закрытыми, цвет лица багровым, и была хрипота в горле. Он призвал к себе на помощь камердинеров, но они долго не могли поднять тела по причине тягости и оттого, что одна нога подвернулась. Наконец, употребив еще несколько человек из комнатных, они с великим трудом перенесли императрицу в спальную комнату, но, будучи не в состоянии поднять тело на кровать, положили на полу, на сафьянном матрасе. Тотчас послали за докторами. […]

К великому князю-наследнику от князя Зубова [Платона Александровича] и от прочих знаменитых особ послан был с извещением граф Николай Александрович Зубов; а первый, кто предложил и нашел сие нужным, был граф Алексей Григорьевич Орлов-Чесменский.

В тот самый день наследник кушал на гатчинской мельнице, в 5 верстах от дворца его. Перед обедом, когда собрались дежурные и прочие особы, общество гатчинское составлявшие, великий князь и великая княгиня рассказывали… случившееся с ними тою ночью. Наследник чувствовал во сне, что некая невидимая и сверхъестественная сила возносила его к небу. Он часто от этого просыпался, потом засыпал и опять был разбужаем повторением того же самого сновидения; наконец, приметив, что великая княгиня не почивала, сообщил ей о своем сновидении и узнал, к взаимному их удивлению, что и она то же самое видела во сне и тем же самым несколько раз была разбужена. […]

…Петербург не знал еще о приближающейся кончине императрицы Екатерины. Быв в английском магазине, я возвращался пешком домой и уже прошел было Эрмитаж, но, вспомнив, что в следующий день я должен был ехать в Гатчино, вздумал зайти проститься с Анною Степановною Протасовой. Вошед в ее комнату, я увидел девицу Полетику и одну из моих своячениц в слезах: они сказали мне о болезни императрицы и были встревожены первым известием об опасности. […]

…пришел… великий князь Александр Павлович. Он был в слезах, и черты лица его представляли великое душевное волнение. Обняв меня несколько раз, он спросил, знаю ли я о происшедшем с императрицею… Он подтвердил мне, что надежды ко спасению не было никакой, и убедительно просил ехать к наследнику для скорейшего извещения, прибавив, что хотя граф Николай Зубов и поехал в Гатчину, но я лучше от его имени могу рассказать о сем несчастном происшествии. […]

…наследник [Павел Петрович, направлявшийся в Петербург] вышел из кареты. Я привлек его внимание на красоту ночи. Она была самая тихая и светлая; холода было не более 3°; луна то показывалась из-за облаков, то опять за оные скрывалась. Стихии, как бы в ожидании важной перемены в свете, пребывали в молчании, и царствовала глубокая тишина. Говоря о погоде, я увидел, что наследник устремил взгляд свой на луну, и, при полном ее сиянии, мог я заметить, что глаза его наполнялись слезами и даже текли слезы по лицу… Я не мог воздержаться от повелительного движения и, забыв расстояние между ним и мною, схватив его за руку, сказал: