Павел I - [266]
– И конногвардейски карауль с дворца уходиль?
– Ja wohl, ja wohl, – фамильярным тоном подтвердил Штааль по-немецки, чтобы не говорить ни «уходиль», ни «ушёл». – Ja wohl, Excellenz,[313] – добавил он, хоть и решил никого не титуловать: «Excellenz» было хорошее слово, которое приходилось употреблять не часто. – Gewiss,[314] – добавил он не вполне кстати, но заботливо произнося «i» как «ы».
– Sehr wichtig,[315] – повторил Беннигсен и, прикоснувшись двумя пальцами к груди Штааля, снял с его мундира пушинку меха. Штааль удивлённо попятился.
– Слышал про пажей? Уморушка! – сказал с хохотом Николай Зубов, наливая себе вина. – Ты, малыш, пить хочешь? Тебя как звать?.. Ты ведь грузин, правда? Эх, брат…
Он опять произнёс несколько сильных слов.
– Не пей так много, – перебил его Платон Александрович. – В самом деле, может, вы закусите? – учтиво спросил он Штааля. Он, видимо, любезной интонацией хотел загладить и грубость своего брата, и то, что сам нетвёрдо помнил фамилию гостя. Беннигсен наклонился к Зубову и что-то ему сказал.
– Ну да, конечно, надо исполнить, – торопливо ответил Платон Александрович. – Я сейчас прикажу Клингеру нарядить кадет… Выпейте с нами вина, голубчик, за успех нашего дела. Николай, налей-ка нам шампанского.
– Это что шампанское лакать, – говорил Николай Зубов, разливая вино. – Тебе налить, немецкая образина?.. Я шампанское и за напиток не считаю. Ты, отец мой, его с английским пивом пополам выпей… Не хочешь, малыш? Ишак ты, право, кавказский ишак…
Штааль вспыхнул, но сдержался. «Что с пьяного взять?» – подумал он. Платон Александрович умоляюще уставился на своего брата.
– Was heisst: ischak?[316] —спросил равнодушно Беннигсен.
– Я на вечерний стол приглашён к Петру Александровичу, – сказал Штааль, выпив вина. – К Талызину.
– Ах да, мы все там будем, – поспешно заметил Зубов. – Но прежде прошу вас заехать к графу Палену. Вы можете?
– Отчего же, могу, если нужно для дела.
– Очень нужно. Пожалуйста, поезжайте сейчас к нему и сообщите, что мы за ним заедем или ежели не успеем, то в полночь прибудем прямо к Талызину… Будьте добры.
– Не умедлю сделать. Так до скорого свиданья, – равнодушным тоном сказал Штааль, откланиваясь.
– И говорим вам пароль: «граф Пален», – добавил генерал Беннигсен.
XXVIII
У кадетского корпуса стояло несколько извозчиков. Штааль выбрал лучшую на вид пару.
– По часам прикажете, ваше благородие, или в один конец?
«В самом деле, взять по часам?.. Может, и там пригодится: не пешком же мы пойдём его убивать, – спокойно подумал Штааль. Он теперь впервые вполне ясно почувствовал, что идут на убийство. – Жаль, сани неказистые. Ежели там кто из окна выглянет?.. Надо бы мне иметь выезд…»
– Пошёл в губернаторский дом!
«Хорошая пара, рублей триста, – подумал Штааль, глядя мимо спины кучера на крытых сеткой лошадей. – Славно идут… Триста рублей, никак не меньше. У левой селезёнка играет… Да, надо, надо завести выезд. Дёшевы лошади на юге… С чего этот пьяный чёрт взял, что я грузин?.. А обижаться на него не стоило. Не обиделся же барон Беннигсен за немецкую образину. Это стоит ишака… Так вот он какой, Беннигсен. Говорят, храбрейший, заслуженный генерал. Неман верхом в бою переплыл… Он не русский немец, а немецкий: с немецкой службы перешёл на нашу. Нельзя сказать „немецкий немец“. А как же надо? Пароль „граф Пален“, это хорошо. Прекрасный пароль, вспоминать будет приятно… Ежели доведётся вспоминать… Я теперь совершенно не боюсь… Неужто я мог хоть на секунду помыслить о доносе?.. Не иначе как дьявольское наваждение, – думал он, вздрагивая. – Он там в передней отлично мог с пьяных глаз рубануть меня палашом. Этакой хватит, пополам разрубит… Почему, однако, Зубов нынче с палашом? Неужто для этого? Жаль, не взял я палаша. Впрочем, Беннигсен тоже при шпаге, как я… Ну, что ж об этом думать, там будет видно…»
Штааль действительно больше не думал о том, что должно произойти ночью. К собственному удивлению, он пришёл в оживлённое, почти весёлое настроение духа. Так, бывало, в училище он неделями волновался перед экзаменом, а в экзаменационную комнату входил совершенно спокойно. Сани, сворачивая, замедлили ход на вымершем Невеком проспекте. Сверкнули фонари. В морозном воздухе запахло горелым маслом. Будочники вытянулись, стукнув алебардами. Высокий полицейский офицер сбежал с крыльца к остановившимся саням, вглядываясь в седока маленькими глазками.
– Граф Пален, – наудачу сказал Штааль. Он не знал, нужен ли здесь пароль, но эти слова могли подходить и без пароля. На крыльце, под фонарём, Штааль с изумлением увидел Иванчука. «Он-то здесь зачем? Это ещё что?..» Первым инстинктивным движением Штааль подвинулся в санях за спину извозчика, так, чтоб Иванчук его не видел.
– Ежели к его сиятельству, – сказал, отдавая честь, полицейский, – то они у его превосходительства генерала Талызина. Просили туда пожаловать. Извольте знать, квартируют на Миллионной, в лейб-компанском корпусе.
«Неужели опоздал и без меня всё сделают? – подумал Штааль не то с надеждой, не то с огорчением: теперь ему было бы отчасти и неприятно, если б всё сделали без него. – Нет, на ужин опоздал, а на то не мог опоздать. Зубов с Беннигсеном приедут только в полночь…» Он ещё себя спросил, не будет ли неблагоразумно показаться Иванчуку; однако не выдержал и, немного поколебавшись, окликнул своего приятеля. Иванчук сорвался с места, едва не упал, поскользнувшись на обледенелых ступеньках, и торопливо подошёл к саням. Даже при тусклом свете фонарей было видно, что он дрожит всем телом и что лицо у него совершенно синее.
За свою жизнь Всеволод Крестовский написал множество рассказов, очерков, повестей, романов. Этого хватило на собрание сочинений в восьми томах, выпущенное после смерти писателя. Но известность и успех Крестовскому, безусловно, принес роман «Петербургские трущобы». Его не просто читали, им зачитывались. Говоря современным языком, роман стал настоящим бестселлером русской литературы второй половины XIX века. Особенно поразил и заинтересовал современников открытый Крестовским Петербург — Петербург трущоб: читатели даже совершали коллективные экскурсии по описанным в романе местам: трактирам, лавкам ростовщиков, набережным Невы и Крюкова канала и т.
Роман русского писателя В.В.Крестовского (1840 — 1895) — остросоциальный и вместе с тем — исторический. Автор одним из первых русских писателей обратился к уголовной почве, дну, и необыкновенно ярко, с беспощадным социальным анализом показал это дно в самых разных его проявлениях, в том числе и в связи его с «верхами» тогдашнего общества.
Первый роман знаменитого исторического писателя Всеволода Крестовского «Петербургские трущобы» уже полюбился как читателю, так и зрителю, успевшему посмотреть его телеверсию на своих экранах.Теперь перед вами самое зрелое, яркое и самое замалчиваемое произведение этого мастера — роман-дилогия «Кровавый пуф», — впервые издающееся спустя сто с лишним лет после прижизненной публикации.Используя в нем, как и в «Петербургских трущобах», захватывающий авантюрный сюжет, Всеволод Крестовский воссоздает один из самых малоизвестных и крайне искаженных, оболганных в учебниках истории периодов в жизни нашего Отечества после крестьянского освобождения в 1861 году, проницательно вскрывает тайные причины объединенных действий самых разных сил, направленных на разрушение Российской империи.Книга 2Две силыХроника нового смутного времени Государства РоссийскогоКрестовский В.
Роман «Девятое термидора», созданный выдающимся русским писателем и философом Марком Алдановым, посвящен свержению диктатуры якобинцев и гибели их лидера Максимилиана Робеспьера. Автор нашел логичное объяснение загадки драматических и весьма противоречивых событий, произошедших накануне смерти французского диктатора. Данный роман входит в тетралогию «Мыслитель», охватывающую огромную панораму мировой истории от Французской революции и царствования Павла I до заката Наполеоновской империи.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга «Ленин» была написана в 1919 году и была опубликована во Франции. Марк Алданов первым попытался создать подробный психологический и политический портрет Н. Ленина (В. Ульянова), а также описать исторический контекст Русской Революции.
Книга британского писателя и журналиста Р. Уэста знакомит читателя с малоизвестными страницами жизни Иосипа Броз Тито, чья судьба оказалась неразрывно связана с исторической судьбой Югославии и населяющих ее народов. На основе нового фактического материала рассказывается о драматических событиях 1941-1945 годов, конфликте югославского лидера со Сталиным, развитии страны в послевоенные годы и назревании кризиса, вылившегося в кровавую междоусобицу 90-х годов.
Александр Филонов о книге Джона Джея Робинсона «Темницы, Огонь и Мечи».Я всегда считал, что религии подобны людям: пока мы молоды, мы категоричны в своих суждениях, дерзки и готовы драться за них. И только с возрастом приходит умение понимать других и даже высшая форма дерзости – способность увидеть и признать собственные ошибки. Восточные религии, рассуждал я, веротерпимы и миролюбивы, в иудаизме – религии Ветхого Завета – молитва за мир занимает чуть ли не центральное место. И даже христианство – религия Нового Завета – уже пережило двадцать веков и набралось терпимости, но пока было помоложе – шли бесчисленные войны за веру, насильственное обращение язычников (вспомните хотя бы крещение Руси, когда киевлян загоняли в Днепр, чтобы народ принял крещение водой)… Поэтому, думал я, мусульманская религия, как самая молодая, столь воинственна и нетерпима к инакомыслию.
Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем.
После "Мастера и Маргариты" Михаила Булгакова выражение "написать роман о Понтии Пилате" вызывает, мягко говоря, двусмысленные ассоциации. Тем не менее, после успешного "Евангелия от Афрания" Кирилла Еськова, экспериментировать на эту тему вроде бы не считается совсем уж дурным тоном.1.0 — создание файла.
Роман «Гвади Бигва» принес его автору Лео Киачели широкую популярность и выдвинул в первые ряды советских прозаиков.Тема романа — преодоление пережитков прошлого, возрождение личности.С юмором и сочувствием к своему непутевому, беспечному герою — пришибленному нищетой и бесправием Гвади Бигве — показывает писатель, как в новых условиях жизни человек обретает достоинство, «выпрямляется», становится полноправным членом общества.Роман написан увлекательно, живо и читается с неослабевающим интересом.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.