Павел Дыбенко. Пуля в затылок в конце коридора - [14]

К 1928–1929 году группирование недовольных среди высшего комсостава усиливается и обостряется борьба. Я в конце 1928 года был направлен в Среднюю Азию командующим САВО и несколько оторвался от этой борьбы. Приезжая в Москву я встречался с Егоровым и Буденным и знал от них. Что «подполье копошиться», как любил выражаться Егоров. Я знал, что Егоров укрепляет связь с правыми, с Рыковым и Бубновым. С Бубновым он был в близких отношениях. Будучи в Москве, я посещал Егорова на его квартире. Либо встречались у Буденного, и он информировал нас о том, что Рыков и Бубнов считают необходимым, в связи с проводимой партией сплошной коллективизацией и индустриализацией (это было уже в 1929 году), активизировать свою работу, для того, чтобы при «неизбежном крахе» политики партии выступать, как организованная сила. Во исполнение этих директив я начал в Средней Азии устанавливать связи с правыми. Кроме того, я и сам признавал программные требования правых правильными и полезными для страны.

Я видел в программе правых путь к восстановлению таких порядков, которые бы дали мне возможность знать в будущем руководящее положение в стране и устроить свою личную жизнь так, как мне этого хотелось. Скажу прямо, я мечтал жить так, как живут крупные военные в буржуазных странах. Кроме того, я думал, что кулацкие хозяйства — основа сельского хозяйства страны и разрушение кулацких хозяйств мне казалось вредным".

Подводя итог признаниям Дыбенко можно констатировать, что после прибытия в Москву, он там времени зря не терял.

П.Е. Дыбенко в Средней Азии

П.Е. Дыбенко выступает перед населением

* * *

Надо ли говорить, что едва Павел Ефимович принял весьма важную должность в военной иерархии РККА, как о себе напомнили его немецкие коллеги. В этом нет ничего удивительного, любая разведка никогда бы не упустила шанс возобновить контакты со своим старым завербованным агентом, достигшего серьезного административного поста, а потому сделался весьма ив весьма полезным.

Из показания П.Е. Дыбенко на допросе в 1938 году: "После того, как я был освобожден в Симферополе из тюрьмы и как агент германской разведки был обменен и возвращен в Советскую Россию, на некоторый период моя связь с немцами оборвалась. Я имел лишь одну встречу с вербовавшим меня немецким офицером разведки Крейценом. С ним я встретился на Украине, когда германская армия эвакуировалась с Украины. Несколько немецких эшелонов в 1918 году должны были пройти через территорию, занятую частями Красной Армии, которыми я командовал (группой Екатеринославского направления). Я имел задание разоружить немецкие эшелоны. С Крейценом, который ехал в этом эшелоне, я встретился на станции Мерефа чисто случайно. Однако он, увидев меня, потребовал я чтобы я не принимал активных мер к разоружению эшелонов и пропустил их, в противном случае — заявил мне Крейцен, — факт Вашего сотрудничества с германской разведкой станет известным Советскому правительству. Я был вынужден согласиться с его требованиями и формально для того, чтобы прикрыть себя, забрав небольшое количество оружия, пропустил немецкие эшелоны. До 1921 года я ни с кем из представителей германской разведки я не был связан. Я считал, что революция в Германии и последующие там события не дали возможности выявить связь со мной".

После этого следователь задает логичный вопрос:

— А что же произошло в 1921 году?

На это Дыбенко рассказал следующее:

— В 1921 году, когда я учился в военной академии, ко мне в гостиницу «Националь» в Москве явился неизвестный мне человек в штатском и заявил, что он имеет поручение от Крейцена установить со мной связь. На мой вопрос, что ему конкретно надо, он заявил, что он имеет поручение от Крейцена установить со мной связь. На мой вопрос, что ему конкретно надо, ответил, что ему нужны данные о кронштадтских событиях и подробные данные об укреплениях Кронштадта. На следующий день я передал этому представителю германской разведки (фамилию его не помню) подробную докладную записку о кронштадтских событиях, дав ему одновременно подробный анализ причин, вызвавших кронштадтские события, начавшийся поворот к НЭПу и в общих чертах изложил известные мне данные о состоянии РККА. Я дал ему известную мне схему всех укрепрайонов самого Кронштадта, так и фортов в районе Кронштадта. На этом наше свидание закончилось, и он ушел, заявив, что когда я понадоблюсь, со мной свяжутся по тому же паролю: «Привет от Крейцена».

На это последовал следующий вопрос следователя:

— Когда вы снова связались с германской разведкой?

На это Дыбенко поведал:

— После моей встречи с представителем германской разведки в 1921 году со мной никто не связывался до 1926 года и только в 1926 году я восстановил связь с генералом Кольманом, приехавшим в СССР.

— Расскажите подробнее?

— Генерал Кольман — представитель рейхсвера при «Рейнметалле», член комиссии прибыл по вопросу о заказах РККА на вооружение. Я в этот период работал начальником артиллерийского управления, а затем с осени 1926 года начальником снабжения РККА и мне приходилось иметь с ним непосредственный контакт. Генерал Кольман на первой же встрече, когда мы остались наедине у меня в кабинете, заявил мне, что он имеет поручение, как он сказал, «от германского правительства» восстановить со мной прерванное сотрудничество. Я сделал вид, что не понимаю, о чем идет речь, однако, Кольман напомнил мне о моей вербовке в Севастополе и Симферополе и о встрече с их представителем в 1921 году. Я понял, что Кольман осведомлен обо мне и имеет соответственное поручение, и я сказал, что готов к сотрудничеству.