Паутина миров - [16]

Лысый сукин сын!

Лещинский еще раз натянуто улыбнулся и вышел.

6

Глаза у Оксанки были на мокром месте, хотя она старалась этого не показывать. Только однажды у нее вырвалось:

– Какая здесь может быть командировка, Костик! Куда?!

– Секретно, – буркнул Лещинский, раскладывая по карманам обрезки «колбасы», нож, разную мелочовку.

Оксанка вздохнула, уселась на кровать – штопать рубашку. Лещинский опустился рядом и принялся с нарочитой неспешностью прилаживать к ременному поясу батарею. В арсенале ему выдали облегченную модификацию портативного излучателя, такой «ствол» можно было носить в подмышечной кобуре, но оружие нуждалось в источнике энергии.

И Лещинскому, и Оксанке хотелось растянуть эти приготовления, хотя все уже было сделано. Наконец гвардеец решительно поднялся. Сунул излучатель в кобуру, подрегулировал ремни, чтобы она прилегала как можно плотнее. Оксанка протянула ему заштопанную рубашку.

– Возьми, пригодится.

Лещинский кивнул, сунул рубашку в карман плаща.

– Возвращайся живой, ладно? Я буду ждать, – всхлипнула Оксанка. – Сколько нужно – столько и буду.

Лещинский кивнул, порывисто обнял подругу, заглянул в ярко-синие, затянутые влажной поволокой глаза.

– Когда вернусь, мы поженимся, – пообещал он.

Оксанка охнула, но Лещинский не стал дожидаться новых слез. Он ткнулся губами в ее горячую щеку и вышел из комнаты.

Днем в коридоре было полно народу. Крохотный нгененок гнался за «вечным обручем». Его арсианский приятель сцепился с дочкой заводского учетчика Миядзаки. Земная девочка и инопланетянин молча мутузили друг дружку.

– А ну, брысь, сорванцы! – прикрикнул на них Лещинский.

«Сорванцы» бросились врассыпную, завопили из безопасной дали: «Хитник!»

За поворотом Лещинский наткнулся на старшего сына Смитов. Семилетний мальчишка сидел на корточках перед «привидением», не отводя от него ореховых глаз. С «привидением» что-то происходило. Оно стало похоже на вытянутый по вертикали аквариум, заполненный синей булькающей жидкостью, в которой что-то плавало, но, видимо, совсем не то, что было нужно мальчишке, потому что Смит-младший хмурил бровки и тихо шептал непонятные Лещинскому американские идиомы.

Дети потихоньку осваивали мир, который был для них родным.

«Ради них…» – подумал Лещинский, выходя на улицу.

Он не стал «светиться» на главном проспекте имени Фреда Вельянова, а сразу шмыгнул в проулок, упирающийся прямиком в прореху в Заборе – трехметровой бетонной ограде, которую два года назад начали сооружать вокруг завода и жилой зоны по приказу Корсиканца.

К Крысиному пустырю проще было пройти через главные ворота, но они открывались редко. И уж точно никто не стал бы раздвигать массивные, бронированные створки ради единственного бродяги. Штабной нген Ланальюк советовал забыть на время, что он, Константин Лещинский, – гвардеец. Совет хорош, особенно если учесть, что в Грязном порту на гвардейцев имеет зуб каждый второй.

Протиснувшись в дыру, Лещинский очутился в Парке. Тихо шелестели чешуйчатые листья укропных деревьев. Заросли жгучей осины тряслись, как от озноба, разбрасывая повсюду ядовитые семена. Сновали деловитые насекомые. Белели развалины Фонтанного дворца – вода струилась по обломкам ступеней, журчала в каменном русле канала, из которого трудолюбивые птичники ведрами таскали ее для своего огорода. Лещинский старался не привлекать внимания. Плащ с капюшоном, противопылевая маска сделали его неузнаваемым. Ни дать ни взять – побирушка, забравшийся в Парк, чтобы разжиться на халяву овощами. Завидев его, огородники делали тревожную стойку – совсем как страусы, которые углядели подкрадывающегося шакала. Лещинский не обращал на них внимания, он выбирал самые затененные места. Ему хотелось растянуть удовольствие, ведь дальнейший путь лежал через места не столь прохладные.

За Парком тянулась полоса Мертвого леса. Когда-то здесь тоже шумела листва и сновали насекомые, но горячий торнадо опалил деревья мертвящим дыханием. Листья высохли и опали, усеяв подножия окостеневших от жара стволов. В Мертвом лесу добывали древесину для мебели и разных поделок. Сгорбившись и низко опустив голову, Лещинский прошмыгнул мимо знакомых дровосеков-нгенов, распиливающих толстый, в три обхвата, комель вывернутого с корнями мохнатого дуба. Карликам было не до того, чтобы смотреть по сторонам, двуручная пила то и дело застревала в твердом, как камень, лубе. Нгены обильно истекали ядовитым потом и матерились по-русски.

На опушке Лещинскому пришлось залечь, чтобы переждать патрульный бронеход, которым управлял камерунец Батиста. Белозубая улыбка африканца маячила за лобовым стеклом – бывший футболист вечно чему-то радовался, это не помешало бы ему пальнуть из огнемета по одинокому бродяге. С Батистой Лещинский был почти не знаком. Камерунец говорил только по-португальски и, как ни странно, на языке леворуких нгенов. Ланальюка переводил Батисте приказы и речи Корсиканца. В обществе других гвардейцев, между собой разговаривающих на смеси русского, английского и арсианского, камерунец только широко улыбался.

Когда хруст тяжелых шагов и басовитый рокот турбин затих вдалеке, Лещинский поднялся и бегом припустил в тень эстакады магистрального волновода. Бетонные опоры возносили к пылающим небесам сложное переплетение труб разного диаметра, снизу напоминающее трос толщиной с Останкинскую башню. Коренные обитатели мира под Чертовым Коромыслом не знали многожильных кабелей и прочей проводки. Они передавали и энергию, и информацию через хитроумную сеть волноводов, достигавших порой толщины человеческого волоса. Это было сущим проклятием для механиков, обслуживающих бронеходы и другую технику. Оборванный провод можно соединить, просто скрутив вместе два конца, а попробуйте таким образом починить оборванный волновод!