Паутина - [21]

Было солнечно и жарко: тридцать пять градусов по термометру в моих часах. Сухой ветер с реки нес сернистое зловоние той болотной растительности, что недавно цвела и погибла в перегревшейся Темзе. Солнце горело на стеклянных стенах зданий, полыхало с пирамиды, венчающей центральную башню Кенери-Уорф. Дорожное покрытие медленно колыхалось, порождая крохотные обрывочные миражи. Пристани с остекленными коробками контор и площадями, где гулял ветер, с абстрактными скульптурами нечеловеческого масштаба, игрушечная железная дорога, переброшенная через водный простор и бегущая меж зданий, — все казалось иллюстрациями старого научно-фантастического журнала. Изображение идеального бескровного будущего, где исключено всякое людское смятение и неурядицы, последнее прибежище капитализма в Британии после Инфовойны. Иная страна.

Я встал в хвосте очереди у обрамленного колючей проволокой контрольно-пропускного пункта под пристальным взглядом сотни телекамер. Стражей в броне имперских штурмовиков, вооруженных лучше любого полицейского, не слишком впечатлило мое удостоверение, однако один из них наклеил на ветровое стекло моего авто шестичасовое разрешение на проезд и махнул рукой: мол, проезжай. Я очутился в большой подземной развязке, быстро заблудился, наполовину пересек Собачий остров, прежде чем сам заметил это, круто развернулся перед скоплением деловых зданий и поехал обратно.

Контора «Интернет-Волшебника» находилась в трехэтажном ящике из стекла и стали на Херон-Квейз. Арка желтого кирпича вела к автоматическим стеклянным дверям приемной. «Мы ушли на встречу с Волшебником», — гласила серебряная каллиграфическая надпись над входом.

Я назвал секретарю человека, с которым должен был встретиться. Она сообщила мне, что на встрече будет присутствовать еще один полицейский из (каждую букву аббревиатуры она произносила с умилительным тщанием) НСКР.

У меня оказалось достаточно времени для размышлений, пока я ждал на пузатом черном кожаном диване. Солнечный свет лился сквозь гладкую стену из бронзового стекла, отбрасывая на белый ковер тени пальм и древовидных папоротников, что росли в больших, без единого пятнышка, стальных кадках. Секретарша стучала по клавишам, прячась за изгибом ствола светлого дерева под картонной эмблемой компании: щекастый юнец в длинном одеянии и кривой остроконечной шляпе размахивает жезлом, из которого бьет стилизованная молния. Секретарша была хорошенькая. Настоящая пышечка с волосами цвета сена. Она сидела в наушниках, с микрофоном, и не переставала печатать, отвечая на звонки. Когда я подошел, чтобы напомнить ей о моей договоренности, она ответила, не поднимая глаз:

— Простите, сэр, но мистер Маклин сказал, что встреча не может начаться без присутствия другого полицейского.

— Другой полицейский сам просил мистера Маклина это передать?

— Не знаю. Откуда мне знать?

— Может, мне следует уточнить?

Я бы так и поступил, не преграждай мне дорогу нечто вроде ворот из бронестекла, которые отворялись лишь при наличии карточки-пропуска либо чипа, вживленного под кожу.

— Я могу еще раз связаться с мистером Маклином, — предложила секретарша. — Но его распоряжение относительно вашей встречи было совершенно недвусмысленным.

— У меня с ним была договоренность на половину первого. Теперь уже почти час… Пропустите меня. Я пойду и отыщу его.

— Простите, сэр, но я действительно не могу этого сделать.

Секретарша была примерно того же возраста, что и Софи Бут. Лицо тщательно подкрашено, аккуратная, подтянутая, в серой курточке из тонкой рубчатой резины поверх черной футболки. Пальцы с длинными посеребренными ногтями покоились на клавиатуре. Взгляд не отрывался от документа, который она перепечатывала. Я попробовал другой прием: свое знаменитое обаяние.

— А каково здесь работать? Куда вы ходите обедать?

— Не стоит пытаться меня разговорить. — Теперь она смотрела на меня. Интонация слегка изменилась. — Уж во всяком случае, в ваши-то годы.

— Давайте считать, будто я просто спрашиваю о пивных.

— Мы обычно ходим в «Якорь», — ответила она. — Это за станцией, в старом квартале, напротив гостиницы. Заведение из тех, что называют историческим наследием. Там есть и лавочки, хотя они по большей части торгуют всякой ерундой. Если вам там не понравится, есть кафе на том берегу в Кенери-Уорф. Там готовят весьма недурно, если вы не против выложить пятерку за чашку кофе с молоком.

— Возможно, я загляну в пивную, когда закончу свои дела. Я мог бы перехватить там что-нибудь вроде ленча… Если вы случайно окажетесь там, угощу выпивкой.

— И все-таки я не могу вас впустить, — вздохнула секретарша. Но при этом она мне печально улыбнулась.

Я вернулся к дивану и стал ждать. Наконец в приемную вошла молодая женщина в строгом угольного цвета жакете и юбке. Она представилась как детектив Анн-Мари Дэвис из НСКР и сообщила мне:

— Из-за вашего ордера на раскрытие информации тут у нас целый переполох.

— А, значит, вам дал знать о деле не Варном?

— Существует система, которая отслеживает все ордера, — пояснила Дэвис. Ее блестящие черные волосы были забраны в узел, а не лишенное привлекательности худенькое личико белизной и чистотой навевало мысли о синтетике, превосходящей обычную человеческую кожу. Под мышкой она держала изящную кожаную папку; скромная выпуклость под ее жакетом намекала на пистолет в наплечной кобуре. Не носи Анн-Мари Дэвис туфли на высоких каблуках, она была бы в точности моего роста. Как и Дэвид Варном, она являла собой особый, новый тип полицейского. То есть принадлежала к сонму честолюбивых выпускников высшей школы, вооруженных графиками и статистикой, проникнутых корпоративным духом, полных энтузиазма на предмет соблюдения высшего уровня секретности, профилирование и прочие модные замашки, подхваченные у полиции Соединенных Штатов без малейшей оглядки на то, оправдают ли они себя на улицах Лондона. У таких, как она, нет ни свободного времени, ни склонности к традиционной полицейской работе. Им куда больше нравится прорубать дорогу любому закону, состряпанному политиканами, жаждущими угождать невежественной толпе, потому что на этом можно заработать очки для повышения. Они работают командами и с подозрением косятся на индивидуализм, чутье и интуицию. Они предпочитают заботиться о чистоте рук, жертв называют клиентами, а преступления — инцидентами, и больше всего на свете любят цифры. В их взгляде на мир не остается места сложностям и неопределенностям реальной жизни. Если преступление не соответствует ни одному из компьютерных профилей, его вовсе не существует.